Тошнота
На Сейшелы Алена полетела в жуткой похмелюге. Утром заехали друзья, Макс и Сашуля. Да, те самые, парочка геев, они ее и разбудили, и затолкали под холодный душ, и сразу же в такси открыли фляжечку.
– Душа моя, отпей глоточек, полегчает.
Это Сашуля предложил, тот, что черненький, в голубой маечке. От коньяка Алена отказалась. Говорить было сложно, поэтому она отрицательно качнула головой. И как только она качнула, ей в затылок стрельнули, а потом еще жестко схватили за горлышко.
– Ох, а бледная какая!
Это Макс заметил, тот, что светленький, в розовой маечке. Он посмотрел на Алену внимательно, как медик. Заглянул в зрачки, потрогал лоб, проверил пульс и спросил:
– Дорогая, ты хоть скажи нам, почему так надралась?
Вопрос был сложный. Алена не смогла ответить, только своей крепкой ладонью в сторону повела. И как только она повела, за окошком на улице все люди быстро побежали, ручки в стороны развели и полетели, полетели, полетели…
– Все понял, дорогая, – улыбнулся Макс, – тогда терпи.
Голова раскалывалась, и, хотя в желудке было пусто, тошнило страшно. Аленушка страдала все триста километров до самого Домодедова. Там у терминала F троица вышла. Таксист открыл багажник и выставил чемоданы. Два больших забрали мальчики, третий, маленький, покатила Алена.
До рейса оставалось пару часиков, друзья присели в баре, Аленушка лизнула виски, но даже запах вискаря был ей противен. Она отставила бокал и сморщилась.
– Да что с тобою, мать моя? – Сашуля начал беспокоиться. – Ты сама на себя не похожа.
– По-честному скажи, – опять спросил Максюша, – ты почему так надралась?
Почему она так надралась? Потому что вчера Алене стало скучно. А мальчики ей говорили: «Нечего там делать, на этих встречах с одноклассниками». Только Алена никого не послушала и все равно пошла. «Посижу немножко, – подумала она, – все-таки двадцать лет выпуска… «Мы снова мальчишки, мы снова девчонки…»
Гулянку организовали троечницы, те, что остались в маленьком городе и всю жизнь просидели дома, с детьми. Для них это было серьезное мероприятие, одна явилась даже в вечернем платье. А ресторан был ужасный, и винище сладкое, поэтому пила Алена водку. С мальчишками, одного из которых она когда-то лупила портфелем по голове.
– Ты у нас все летаешь… – Раиса, классная, ее приветила, – все мотаешься, лягушка наша, путешественница.
Одноклассники следили за передвижениями Алены по Интернету и видели все фото из путешествий: и на слоне, и на верблюде, на квадроцикле, на рикше, на лыжах, с аквалангом, с парашютом… Мальчиков рядом с Аленой тоже видели, и Макса, и Сашулю.
– Завтра в отпуск, лечу на Сейшелы, – похвалилась Алена.
– Да… – вздохнули троечницы, – а мы вот только в Анапу ездили. Пятнадцать лет назад.
И тут пришла одна отличница. Заскочила на минутку, потому что дома у нее остался грудной младенец. Отличница сияла от счастья и тут же сделала доклад:
– Говорю как терапевт. Первый ребенок в тридцать восемь – это нормально. Слава богу, я успела! И ты не тяни, – посоветовала она Алене, – на пятый десяток не хотелось бы это дело откладывать…
Все похлопали. Раиса одобрительно кивнула, пережевывая жуткую сухую котлетку.
– Пять баллов! А то что ж это за жизнь без ребенка? Без ребенка что жила, что не жила!
И после этого началось: «дети, дети, наши дети»… Все вытащили фотографии своих детей, пошли хвалиться, у кого дите поет, у кого рисует… Одноклассники спокойно пили отвратительное сладкое вино, заедали его мешанинкой с майонезом, трындели про своих детей и были счастливы. Даже мальчики. Тот, которого Алена била по голове портфелем, тоже не выдержал:
– А у меня шпана растет! Так иногда хочется пинка ему двинуть. Вот размахнешься и думаешь: «За что ж мне его лупить? Он ведь точно такой же, как я!»
У Алены детей не было, и заводить их она зареклась. Поэтому и не могла понять: «С чего их прет-то так? Ведь если посмотреть – коровы! Пообдетились после школы и ничего за двадцать лет не увидели, ничего не узнали… Чему они могут научить своих детей? Они ведь даже с парашютом не прыгали ни разу!»
– А как же ты-то, – сунулась к ней троечница, та, что в вечернем платье, – ты-то как, Алена? Все одна да одна?
– Ой, одна, – захныкала уже немножко пьяненькая Алена, – вот прям пришла домой, сажусь и плачу! Одна-а-а!..