– А это что за звезда? – Она кивнула на одну фигуристую девушку в широкой черной шляпе.
Эта девушка тоже примыкала к нашей процессии, она держала большой венок со странной надписью на траурной ленте: «Движение. Скорость. Точность».
– Племянница, – предположила я. – За ней бы надо последить, говорят, что она, как напьется, лезет танцевать на столе.
Нино осмотрела мой букет, она очень вовремя заметила на ленточке фирменную надпись магазина «Цветочки»: «Поздравляю! Людвиг».
– Нино… – решила я ей сообщить на всякий случай. – Я тут книжку задумала, про сильных теток. Давай ты будешь главной сверх-женщиной?
– Какая, к черту, сверх-ж?! – отшила она меня сразу. – Не вариант вообще. Я не хочу быть «сверх».
– Но почему?
Нино задумалась и объяснила все почти стихами. С ней такое бывает. Сначала грубит, а потом ее тянет на лирику.
– Я хочу встретить такого мужика, которого не испугает звон моих железных яиц. И тогда… в награду… он услышит чудесную музыку моих волшебных колокольчиков.
На дороге появилась еще одна машина, помятая со всех сторон, как старая жеваная шляпа. Это был красный «Мерседес» нашей общей подруги Матильды. Из окна у нее громыхала не совсем подходящая для ситуации музыка. Это был Шнур, Нино узнала и сразу начала крутить плечами.
Тарам-парам! Тарам-парам! Та-та-та тарам-парам! Тарам-парам!
– Матильда, а ты здесь как? – спросила я у нее. – Ты что, тоже знала Марго?
– Да, мы же жили с Маргаритой в одном подъезде! Такая женщина была душевная… Так мне помогала!.. Она мне как-то говорит: «Матильда, что ж ты так орешь? У меня собака писается. Ты когда в следующий раз орать начнешь, подойди к зеркалу и посмотри, какая ты страшная, когда орешь…» Я посмотрела. И больше ни-когда!
Подметая кладбищенскую дорожку полами норковой шубы, к нам приближалась Люся Натыкач. Ей было жарко, но она терпела и ни в какую не хотела прятаться в тени. Я заметила, как по-кошачьему она сощурила глаза, и поняла, сейчас начнет хвалиться.
– Да я его уже сто лет не видела, мне до лампады, как он там… Пришел, стоит как бомж… А в руке у него… Девчонки! Вы прикиньте! А в руке у него – надувной матрас!.. Что ж ты пришел-то как бомж, говорю! Явился он, смотрите на него, как нюня с надувным матрасом…
Катафалк Марго приближался к родной станице. Тома достала бумажку с текстом, на листке стоял заголовок: «Прощальная речь у могилы матери». Эту речь нужно было выучить наизусть, бабушка написала ее сама и даже попросила Тому прочитать ее вслух, с выражением. «Не торопись. Делай паузы, – указывала она. – Вот тут, после слов «дорогие дети», вздохни и так немножко улыбнись. Немножко так…» – Она показывала, как именно Тома должна улыбнуться.
По дороге, пока было время, Тома решила эту речь повторить. «Дорогие дети, – она вздохнула и подтянула губы в грустную клоунскую улыбку, – похороните бабушку и живите как вам заблагорассудится». Что означают эти слова, она не понимала и понять не стремилась, ей было важно не споткнуться на длинном слове – «за-бла-го-рассу-дит-ся».
С того дня, когда скончалась бабушка и начались приготовления к погребению, Тома пребывала в постоянном трансе и никак не могла сосредоточиться, она боялась, что забудет исполнить все приказания покойной матери.
«Эх, Томка! Что ж ты не в меня!» – этот упрек она слышала часто и даже сейчас, испуганно поглядывая на гроб, боялась на него нарваться. Казалось бы, откуда страхи? Тамара Ивановна была серьезной самостоятельной женщиной, главный бухгалтер в троллейбусном депо, трое внуков, есть деньги, есть отдельная хата… И вы не поверите, но, даже покупая новое пальто, она задавала себе неизменный вопрос: «Что скажет мама?»
Впрочем, насчет похорон она волновалась напрасно. Многое из необходимого Марго устроила сама. Памятник заказала лично. Обычный крест на постаменте, а под ним из черного камня – шляпка, точь-в-точь ее любимая, с широкими полями… Шляпу она завещала отдать в школьный музей, надевать ее в гроб не решилась. Гроб тоже выбрала сама, по каталогу. «Обивка плюш – вчерашний день!» – сказала она и взяла себе лакированный. «И никаких гвоздей, пожалуйста. Я не выношу резких звуков. Не надо мне долбить по крышке молотком. Пусть меня элегантно закрутят на винтики».
Умирать Марго собиралась лет десять, обещала, что «скоро уже, не долго вам терпеть меня осталось». При этом она не отказывалась посещать свадьбы племянников, юбилеи коллег и поминки старых приятелей. На Девятое мая она ежегодно выходила на сцену городского Дома культуры выступать вместе с хором ветеранов и вообще была в форме, с прической, подтянутая, в строгом костюме с розой в петлице. Однако уверяла всех настойчиво, что за восемьдесят переваливать не собирается, рассказывала, что родная мать ее умерла в семьдесят девять, и ей тоже этого вполне достаточно.