И такое происходило не только с Суперменом: второстепенные персонажи, репортеры и владельцы продуктовых магазинов в полном составе ежемесячно становились объектами приложения бесчеловечных сил трансформации. Лоис Лейн оборачивалась Лоис Лейн, Ведьмой Метрополиса – старой каргой, что летала на метле и пуляла в Супермена жуткие туманные проклятия, – или Фантомной Лоис, Младенцем Лоис и даже Супер-Лоис. Знакомые лица ветеранов «Супермена» становились уродливыми, нелюбимыми, переживали цикличные злоключения, которые испытывали на прочность их фундаментальные представления о мире: так дети растягивают резинку – сильно-сильно, не чересчур сильно, но почти. Герои выучивали и к следующему выпуску забывали свои уроки, чтобы авторы могли преподать их вновь, но иначе. То был мир снов, комплексов, сумеречная страна доктора Фрейда и его бессознательного, где тело бесформенно и метаморфно. Преобладала подростковая тематика – из нее складывалась основа для прекрасных супергеройских историй.
Супермен эпохи Уайзингера был замечательным подвигом воображения и обновления. Сам Джерри Сигел принял этот вызов и довел свой оригинальный концепт до еще невиданных пределов. В чудесных историях – «Возвращение Супермена на Криптон», например, – он достиг стилистических высот, которые ему нелегко будет превзойти. Как следует из названия, путешествия во времени позволили Супермену возвратиться в родной мир до его уничтожения. Там он, лишенный суперспособностей под красным солнцем Криптона, повстречался с родителями, еще совсем молодой парой, и отыскал навеки родную душу, ослепительную Лайлу Леррол, криптонскую актрису, обреченную, как и все прочие на этом несчастливом небесном теле.
И ДАЖЕ ПЛАМЯ В НЕДРАХ ПЛАНЕТЫ – ВСЕ РАВНО ЧТО ХЛАДНЫЙ ЛЕДНИК В СРАВНЕНИИ С ВЕЛИКОЙ ЛЮБОВЬЮ, КОТОРОЙ ВОСПЫЛАЛИ ДРУГ К ДРУГУ СУПЕРМЕН С ЗЕМЛИ И ЛАЙЛА ЛЕРРОЛ С КРИПТОНА.
Сцены, где молодой Джор-Эл, Лара, Лайла и Кал-Эл пьют за будущее, «И НЕ ВАЖНО, ЧТО ПРИНЕСЕТ НАМ ЗАВТРА!», отчетливо отдает горькой сладостью школьных фотографий, потерянных и найденных спустя много лет, когда молодость давно прошла. Супермен вынужден оставить рыдающую Лайлу умирать, он возвращается в собственное время, и так рождается новый тип историй про Супермена. Уже не политические фантазии, не пропаганда и, в отличие от более поздних супергеройских комиксов, не таблицы пересечений взаимосвязанных миров. Эти истории обладали универсальным обаянием народных сказок. Они не обращались к детской аудитории свысока и не смягчали темные материи – смертность, горе, ревность и любовь.
А еще были так называемые воображаемые истории, отклонявшиеся от официального канона (в комиксах именуемого «реальностью»). В них можно было комически или трагически разыгрывать занимательные сценарии «что, если?». Что, если Супермен женился на Лане Лэнг? Что, если Лютор воспитал Супербоя как собственного сына? Что, если Супермена воспитали родители Бэтмена, а Брюс Уэйн тогда – брат Кларка Кента, хоть и сводный? Таким сюжетам редко гарантировался счастливый финал, отчего многие из этих спекулятивных трагедий получались мощнее и запоминались крепче «реальных» приключений.
Супергерой обратился к тому, что внутри, и результаты получились великолепные. Отвернувшись от политической и социальной реальности материального мира, грамотно обворовав «Капитана Марвела» (в плане и содержания, и авторов), Уайзингер и его команда распахнули двери и явили новый горизонт, над которым супергерои могли вольно воспарить. Их больше не сковывали правила социального реализма, истории обрели свободу и стали тем, чего требовало поколение юных читателей, – аллегорической научной суперфантастикой о том, каково живется, когда тебе двенадцать лет. Супермен пятидесятых гордо назвал своим домом заляпанный яркими пятнами а-ля Джексон Поллок протоконтинент великого американского бессознательного – и привнес туда порядок, юмор и смысл. Уайзингер впустил в мир Супермена протейский, дионисийский дух, и этот мир заискрился электричеством, заиграл новыми идеями и свежими трактовками старых идей, распахнулся и переродился лизергиновой зарей шестидесятых.