Путь лежал на Фрибур. Затем, минуя Страсбург, он добрался до Нанси, и оттуда поскакал прямиком на Франкфурт.
Три дня Джонатан дожидался встречи с графом Сен-Жерменом в назначенном заранее трактире — тот так и не появился. Третий день ожидания оказался самым тяжелым, День тянулся утомительно долго, городские звуки казались раздражающе досадливы, особенно резанули по ушам пронзительный скрип ворот, запирающих Еврейскую улицу. Город словно отгораживался на ночь от еврейского населения, скученного на этой грязной, пропитанной вековым горем улице.
Ближе к полночи к нему постучали. Джонатан бросился к двери, однако посетителем оказался незнакомый, прилично одетый человек, передавший англичанину кожаный кошелек с золотыми монетами — договоренную плату за помощь в написании воспоминаний. Затем — отдельно — записку, заполненную рукой графа, в которой тот выражал благодарность за оказанную помощь. Сен-Жермен просил передать наилучшие пожелания лорду Честеру, и указывал, что ему очень бы хотелось, чтобы «его молодой друг» в точности следовал маршруту, которым ему надлежит вернуться в Англию. К записке была приложена схема с обозначением городов.
Джонатан был разочарован подобным прощанием и после ухода незнакомца, отказавшегося отвечать на все расспросы, некоторое время сидел у камина, разглядывал присланную ему схему. В какой-то момент, чтобы лучше разобрать почерк, он наклонился к огню, и в тот же момент на бумаге проступили какие-то слова. Джонатан вздрогнул, поднес лист поближе к огню.
Так и есть!
«Джонатан!
Отправляйтесь утром в дорогу. Как только доберетесь до Майнца, поселитесь в угловой комнате трактира «Королевский стяг», которая будет специально оставлена для вас. Все подробности при встрече.
С.-Ж.»
В Майнце Джонатана Уиздома ночью увели из трактира и доставили на окраину города, где в закрытом дворе стоял готовый к отправлению экипаж. Свет горящего факела освещал стесненное каменными стенами пространство. Карл восседал на козлах. Увидев молодого человека, он широко улыбнулся и помахал ему рукой, в которой был зажат кнут.
Дверь кареты была открыта, оттуда донесся голос графа.
— Садитесь, Джонатан. Пора в дорогу. На этот раз, надеюсь, они и в самом деле потеряли наш след.
— Ваша светлость, к чему такие предосторожности? После Женевы мне ни разу не попадался на глаза приглядывающий за нами шпик!
— Вы слишком доверчивы, мой юный друг. Этот следопыт был не один. Их трое, и они взяли нас в железное кольцо. Но Бог дал мне много друзей, и, надеюсь, теперь мы больше никогда не увидим их зверских лиц. В дорогу!..
Только в августе путешественники добрались до Бальцерса. Последний отрезок пути экипаж двигался очень медленно. Граф с трудом переносил дорогу — особенно добивала его пыль — и после нескольких часов езды подолгу отдыхал на чистом воздухе. Имения они достигли поздним вечером. Джонатан и Карл помогли графу подняться в свой кабинет, камердинер немедленно развел огонь в камине, переодел хозяина, устроил его на лежанке.
К удивлению Джонатана уже через неделю граф почувствовал себя много лучше, посвежел, и где-то в конце августа они совершили прогулку в горы. С той поры вновь продолжилась работа над рукописью.
Для молодого англичанина это было удивительное время. Многое, из того, что было доступно графу, о чем тот рассказывал на страницах рукописи, было за пределами его возможностей. Изучив свой организм, сумев определенным образом, следуя указаниям Сен-Жермена, настроить поток сновидений, ему пришлось с горечью признать что ему не дано предвидеть, обучаться языкам во сне, писать двумя руками одновременно, однако разочарование скоро сменилось светлым, возбуждающим чувством. В его силах было овладеть многими другими дарами, которыми природа так щедро наградила человека.
Прежде всего путешествиями во сне! Овладел он и началами гипнотического воздействия, прослушал полный курс гомеопатии, в которой раскрывались тайны лечебных растений. С трудом привыкал он к легкой вегетарианской пище — постоянно испытывал чувство голода, но что Сен-Жермен однажды посоветовал ему.
— Не стоит ломать натуру, Джонатан. В этом нет пользы. Желаешь мясного — ешь в свое удовольствие…
Скоро наступила осень, чудесным образом озолотились леса, покрывавшие Ретиконские горы. В конце ноября на вершины лег зазимок. Через неделю небывалый снегопад завалил дороги, затем грянула долгая обширная оттепель, и снега поплыли. Ежедневно долину затягивали плотные сырые туманы. Сумеречное время продолжалось до Рождества. Наконец землю опять подморозило, в горах стало невозможно ходить, и за неделю до Нового года восточные отроги Альп, после короткого потепления, наконец покрыл плотный крепкий наст.
Потянулись ясные морозные дни. Граф несколько раз в карете на полозьях ездил в городок, прогулялся по окрестностям. Зимний воздух был полезен и приятен. Он почувствовал, что силы вновь возвращаются к нему. По ночам старик опять начал подремывать, на несколько минут ему удавалось провалиться в сон — это были такие сладостные мгновения! Ни единого намека на пророчества, без каких-либо намеков на пророчества, без погружения в прошлое. Милые пошли сны, обычные, непонятные.
Сразу после Нового года Джонатан с полученными от графа деньгами отправился в Барцельс, чтобы расплатиться со старыми долгами и открыть кредит у местных торговцев на следующие три месяца. Весной граф в самом деле решил совершить путешествие в Индию. Там никакой барон не сможет отыскать его. Если же смерть настигнет его на корабле, тем лучше, море — лучшая могила, которую он мог бы пожелать себе. В этом случае его исчезновение произойдет бесследно, никто более не сможет потревожить его кости.
Прежде всего Уиздом заглянул к зеленщику, по рекомендации графа устроившего у себя небольшую оранжерею, где наряду с обычными овощами выращивал какие-то тропические травы и плоды. Старый Каспар, бывший когда-то садовником у великого князя Лихтенштейна, был поражен знаниями старого графа в агрономической науке. Он первым и предупредил Джонатана, что в городке совсем недавно появлялись незнакомые люди, которых очень занимала усадьба в горах. «Трое!» — Каспар показал три пальца. Судя по выговору, предупредил старик, явились из Франции, но один точно баварец. Где они теперь, зеленщик сказать не мог, скорее всего в городке их нет, но об этом лучше узнать у жены булочника, редкой сплетницы…
Булочник с женой подтвердили сказанное Каспаром и долго убеждали, что чужаков в Барцельсе нет. Их видели уезжающими в сторону столицы княжества Вадуца.
Закончив дела, Джонатан верхом вернулся в усадьбу, где рассказал Сен-Жермену о странных незнакомцах, появившихся в городке.
Сен-Жермен, услышав последнюю новость, ничего не ответил. Долго сидел, высматривая что-то в языках огня, разведенного в камине, затем неожиданно встрепенулся и приказал позвать Карла.
— Немедленно собираться, — коротко распорядился он. — Этой же ночью в дорогу.
Карл замычал и развел руками.
— Он говорит, — пояснил Джонатан, — что сегодня, даже завтра, выехать никак нельзя. Одна лошади не подкована, завтра должен прийти кузнец. Карл еще не успел отремонтировать карету, а на этой, что на полозьях далеко не уехать.
— Как всегда! — в сердцах воскликнул граф.
Наступила долгая томительная тишина.
— Хорошо! — наконец выговорил Сен-Жермен. — Вы, Джонатан, немедленно седлайте коня, собирайте пожитки, берите с собой рукопись и деньги и отправляйтесь через перевал, в Форарльберг. Снег невысок, за ночь вы сумеете добраться до деревни на той стороне хребта. Далее отправляйтесь к лорду Честеру, передадите ему рукопись лично в руки. Те записи, о которых мы уговорились, можете взять себе. Денег вам хватит — ах, какая жалость, что они в металле. Это будет слишком тяжелый груз для коня. Карл, принеси шкатулку.
Камердинер вышел и быстро вернулся с лакированным, отделанным серебром ларцом. Граф откинул крышку и достал оттуда крупный, чистейшей воды бриллиант.