На конверте, полученном в 1970 г., стоял обратный адрес: La Champouse, 42 Avenue de Marseille, Aix-en-Provence. На юге Франции тогда жил со своей подругой Бенджамин Грэхем. Удалившись от дел, он занялся переводом греческих и римских классиков. Это вообще было его любимым времяпрепровождением. Эпиграф к «Анализу ценных бумаг» (Security Analysis), ужасающего размера библии каждого финансового аналитика, был взят Грэхемом из Горация: «Восстанут многие из павших, и многие, что ныне на коне, падут».
Мы не были знакомы лично, но я упоминал о нем в книге «Игра на деньги». Грэхем, писал я, «это старейшина нашей профессии, если, конечно, анализ ценных бумаг можно назвать профессией. Причина, по которой бесспорным старейшиной считается именно Грэхем, проста: до него такой профессии не было вообще, а после него все стали говорить об этом занятии именно так».
Грэхему понравилось то, что его назвали «старейшиной». В моей книге он исправил ошибки в одной греческой фразе, на которые никто другой не обратил внимания, и сделал еще пару замечаний. Он сказал, что хотел бы кое-что обсудить со мной, когда будет в Нью-Йорке.
Вскоре он и в самом деле появился в Нью-Йорке: потолковать со своим издателем насчет новых переводов Эсхила, а также повидать внучат. Я поинтересовался, что он думает о нынешнем рынке. «Hoc etiam transibit, — произнес он. — И это тоже пройдет».
Грэхем сказал, что хотел бы привлечь меня к работе над новым изданием «Разумного инвестора» (The Intelligent Investor), а точнее, популярной версии этого учебника.
— Есть только два человека, к которым я обратился бы, — сказал он. — Один это вы, а второй — Уоррен Баффетт.
— А кто такой Уоррен Баффетт? — спросил я. Вполне естественный вопрос. В 1970 г. об Уоррене Баффетте не знал никто за пределами Омахи, штат Небраска, и узкого круга друзей Бена Грэхема.
Ныне Уоррен настолько знаменит, что, когда газеты пишут о нем, то не добавляют никаких поясняющих эпитетов и прочего, а если все-таки хотят прицепить какое-нибудь определение, то пишут просто: «инвестор». На полках библиотек стоят пухлые тома его биографий. И он действительно «инвестор» — один из величайших в истории. Инвестиции сделали его вторым в стране по богатству после Билла Гейтса.
Уже тогда, в 1970 г., за плечами Уоррена были выдающиеся достижения в сфере инвестиций, которых он добился без всяких новомодных штучек. В 1956 г. он организовал инвестиционное товарищество, в которое его родственники и друзья вложили $105 000. В 1969 г., когда товарищество было ликвидировано, на его счете находилось $105 млн, а кумулятивная доходность составляла 31 %. Вознаграждение, которое причиталось Уоррену за финансовые результаты, сделало его миллионером, теперь он стоил порядка $25 млн. Он пошел на ликвидацию товарищества по очень простой причине: по его словам, фондовый рынок стал ему совершенно непонятен.
Я был не самым подходящим автором для нового издания «Разумного инвестора». В те годы с подачи Фила Фишера я был ярым сторонником Сэма Стедмана (правда, не по части взаимных фондов). Инвестиционная философия Стедмана, которую можно было широко определить как «философию роста», гласила, что нужно найти парочку быстро растущих компаний с достаточно устойчивым темпом роста. Такие компании должны иметь конкурентное преимущество либо из-за полученных патентов, либо из-за неуязвимой рыночной позиции. Они должны три года кряду показывать прибыль, а покупать их нужно по цене, меньшей, чем их темп роста, потому что цена их кажется высокой по сравнению со всеми прочими, да и дивидендов они пока не платят.
Машиной, сделавшей нас приверженцами инвестирования в растущие акции, стал Xerox 914. Это был первый аппарат, делавший копии на обычной бумаге, и я помню, как писал о том, что в один прекрасный день слово «ксерокс» будет вовсю использоваться как глагол. В те времена это могло показаться фантастикой. Компания Xerox была «десятикратником» [7] , а когда у тебя в руках десятикратник, все остальное кажется посредственным. Толпа, игравшая с Xerox, даже вывела эту игру за пределы страны: в Великобритании это была Rank Xerox, а в Японии — Fuji Xerox.
Тогда мы все ходили в Dunhill на 57-й улице, а костюмы заказывали с четырьмя декоративными пуговицами на шлицах, причем для каждой из них прометывалась настоящая петля. Бен Грэхем не слишком интересовал нас. Так, милый старичок, однако он писал в 1949 г., что не стал бы покупать IBM, потому что ее цена «выходит за маржу безопасности, которую мы считаем абсолютным критерием надежной инвестиции».
По настоянию Грэхема я несколько раз переговорил с Уорреном по телефону, а потом полетел в Омаху, чтобы встретиться с ним лично, хотя и продолжал считать, что для этой работы не гожусь. На ужин мы заказали стейк, а на следующий день славно позавтракали беконом, яйцами и жареной картошкой. Спелись мы просто великолепно. Уоррен был — да таким он и остался — весел и забавен. У него поразительный дар метафоры. К тому же, как теперь знает каждый, он невероятно умен.
Уоррен был совсем не похож на толпу поклонников Xerox. Нет, он, конечно, носил костюм и галстук, но рукава были коротковаты, что указывало на его полное безразличие к портняжному искусству. (Ныне, как финансовое лицо страны, он одет безукоризненно, однако чувствуется, что не это его интересует.) Классическому представителю почитателей Xerox тогдашний мистер Баффетт казался человеком, который только что свалился с прицепа с турнепсом.
Я был и в его доме на Фарнэм-стрит, который он купил за $31 500 в 1958 г. Далекий от изящества, но вполне удобный. Позднее Баффетт пристроил к нему корт для ракетбола.
Мне хотелось понять, как ему удается управлять делами из Омахи? В Нью-Йорке портфельные менеджеры обмениваются информацией за завтраком, ланчем, обедом и ужином.
— Омаха позволяет смотреть на вещи со стороны, — сказал Уоррен.
Он показал мне буклет одной фирмы с Уолл-стрит, где было написано: «За ценными бумагами необходимо следить каждую минуту».
— Вот так! — сказал Уоррен. — После этого начинаешь испытывать стыд, если выбегаешь на пару минут за бутылочкой пепси.
Мне не удалось заинтересовать Уоррена поисками новой Xerox. Наша толпа охотников за растущими акциями шныряла повсюду, толкуя с покупателями, продавцами, конкурентами, как учил Фил Фишер. Это, однако, не означало, что Уоррен не занимался исследованиями рынка на свой манер.
Он, например, заметил, что облигации Indiana Turnpike [8] продавались где-то под 70, а практически идентичные облигации Illinois Turnpike — в районе 90. По слухам, циркулировавшим среди приверженцев облигаций, в Индиане не хватало средств на текущий ремонт дороги.
Уоррен сел за руль и проехал по трассе от начала и до конца. Потом он отправился в Индианаполис, где пролистал отчеты департамента транспорта штата. Удостоверившись, что трасса не требовала серьезного ремонта, он купил облигации. Они довольно быстро догнали облигации Illinois Turnpike, Неплохо, хотя это и не Xerox.
Уоррен продемонстрировал мне свои принципы, написанные на желтой линованной странице из блокнота и взятые в рамочку.
а. Мы выбираем объекты инвестирования на основе их стоимости, а не популярности.
b. Наши инвестиции нацелены на минимизацию риска постоянной потери капитала (не кратковременных убытков от падения цен).
c. Все мои средства, а также средства моей жены и детей вложены в наше инвестиционное товарищество.
Поскольку Уоррен уже ликвидировал товарищество, я не мог купить его долю. Теперь деньги товарищества были вложены в акции старой компании из Новой Англии, Berkshire Hathaway, которые торговались на так называемых «розовых листках», т. е. на внебиржевом рынке. Я полюбопытствовал, что это за Berkshire. Ничего особенного, обычная еле сводящая концы с концами текстильная компания из Новой Англии.
«Конечно, в условиях перегретого рынка Berkshire вряд ли будет столь же доходной, как Xerox, — писал Уоррен своим инвесторам, — но это очень надежная компания. Мы не инвестируем в бизнес, где все решают технологии, которые выше моего понимания». Привлекательность Berkshire была в том, что она имела $18 чистого оборотного капитала на акцию, а инвесторы Баффетта заплатили всего $13.