— А у вас?
— Думаю, сяду в Ауди и укачу подальше, найду самый офигенный вид и буду созерцать. Ещё одного дня пеших прогулок мой организм не выдержит. А вечером посмотрю, что здесь творится в клубной жизни. Наверное.
Питер оживился.
— Кстати об этом, помните, я просил…
— Держи, — на столе перед Питером появились водительские права с его фотографией. — Только, сразу предупреждаю, без эксцессов. Если что случится, звонишь мне. И, конечно же, смс каждый час о смене местоположения и состоянии.
— Вы же можете сами проверить мою геолокацию?
— Могу, но мы же тут выстраиваем доверительные отношения, разве нет?
— Тотальный контроль — это не доверие, Мистер Старк.
— Тотальный контроль — это взять тебя за руку и пойти с тобой. Или просто запереть в номере с решётками на окнах и охраной. А здесь мы имеем беспрецедентное добродушие с моей стороны с одним единственным условием — позаботиться о моём спокойствии. Присылать. Сообщение. Каждый час. — Тирада окончилась чётким выделением каждого слова так, что стало понятно: спорить вообще нет смысла.
Да и если подумать, это действительно хорошая сделка. Питер получит, что хотел, ценой одного ежечасного сообщения из двух слов «всё ок».
Надев свою новую куртку, он вышел из отеля. Небо говорило о том, что дождя быть не должно, но в этом городе погоду вообще невозможно было предугадать. Поправив сумку с фотоаппаратом, висевшую через плечо, он пошел направо в сторону вершины, на склоне которой спиралью расположились маленькие улочки со сплошь белыми домами, а наверху была самая главная смотровая площадка города.
Сегодня народу там было не так много, фуникулер не работал, а чтобы добраться туда на своих двоих, нужно было бы преодолеть извивающую лестницу в тридцать пять метров. Почти как в фильме «Убить Билла».
Подняться не составило труда, но к тому времени, как он оказался наверху, площадку от города отделил плотный белый как молоко туман.
— Просто охрененно пофотографировал, — выдохнул парень.
Повертев головой, он обнаружил уединенную лавочку, представляющую из себя два пня с пополам распиленным бревном между ними.
Питер поставил сумку на край, а сам улегся спиной на деревянную поверхность. Переключив песню в наушниках на «Otherside», он достал уже «покрывшуюся паутиной» пачку Marlboro и с глубоким наслаждением затянулся.
Туман был ниже уровнем, так что перед его взором было чистое синее небо без единого облачка, чуть дальше по склону над лесом кружили чёрно-белые птички, которых он ни разу не видел.
Мэй бы здесь понравилось.
Она часто звала Питера в какие-нибудь походы. Ей приносило удовольствие карабкаться по камням в горах или гулять по лесным тропам, наблюдая за флорой и фауной.
— Питер, ты просто не понимаешь, каково это дотрагиваться до ствола дерева и чувствовать, как оно забирает весь твой негатив и усталость, придает энергии. — Мэй с благоговением дотронулась до дверной рамы, закрыла глаза и наигранно сделала глубокий вдох. — Все вокруг способно дышать и говорить с тобой, надо просто расслабиться и стать одним целым с природой. — Пыталась она убедить его составить ей компанию после очередного отказа.
— Неа, я лучше стану одним целым с учебником по физике и приставкой.
— Ну, просто непробиваемый случай! Иди хотя бы на кухню и возьми кекс с финиками. Для кого я стараюсь? — тихо добавила она больше сама себе, выходя из комнаты.
Он был бы, правда, не против, если б не одно жирное но. Насекомые. Питер ненавидел их и мог начать орать, как девчонка, если просто замечал их возле себя, не говоря уже о том, что было бы, если б на него что-то село. Первое такое «выступление», кстати, прибавило дополнительных насмешек от Флэша Томпсона, как будто их и так было мало.
Но особый страх вызывали пауки. Если случалось так, что Питер цеплял где-нибудь паутину, то он чесался и дёргался ещё пару дней, постоянно проверяя, нет ли где-нибудь мелкой твари. И это вдвойне парадоксально, учитывая, кем он в итоге стал.
Тёплое воспоминание о тёте вызвало улыбку, но лишь на секунду. Как это было в одном мультике, светящийся желтый шарик с воспоминанием сменил цвет на тёмно-синий, и глаза Питера увлажнились.
Он понимал, что Мэй ни в коем случае не хотела бы, чтобы Питер винил себя во всем. И тем более, чтобы забросил заботу о себе и людях. Но дальше этого понимания сдвинуться не мог.
В тот вечер он возвращался домой после удачно разруленной потасовки неподеливших что-то бандитов недалеко от банка, зашел наконец-то за яйцами, которые Мэй просила купить уже третий день, но так и не донес. Расслышав за квартал сигнал скорой и точно поняв, что он исходит из его дома, он бросил всё и перепрыгнул расстояние в два счета, абсолютно не думая о том, что его могут увидеть или опознать в обычной одежде. Паучье чутьё оглушительно трезвонило в голове.
Перед домом стоял фургон, и медики оперативно запихивали каталку внутрь. Питер сразу узнал тётю.
С криком «Я — родственник! Родственник! Племянник!» он запрыгнул в скорую, и медбрат, захлопнув дверь, крикнул водителю «Вперед!».
Он обхватил её руку, и Мэй слабо наклонила голову.
— Питер, — она говорила тихо, через силу, и мужчина сразу сказал, чтобы она не напрягалась, — Питер, просто будь таким же хорошим… и становись только лучше…
— Хеей, всё будет хорошо.
— Пообещай мне, что будешь бороться…
Питер не понимал, зачем она это говорит, но было похоже, что она отключается от лихорадки, и он просто сказал то, что ей было нужно. Хоть это был бред и совсем не к месту.
— Обещаю, Мэй, всё будет хорошо.
— Я люблю тебя.
Ответить Питер уже не успел, она медленно опустила дрожащие веки, и он только сильнее сжал её руку. Медбрат крикнул водителю поторапливаться.
Через два часа, сидя перед реанимацией, он понял, что дело не в какой ни лихорадке.
Всё, что происходило в следующие дни, было как в тумане. Вот врач сказал, что у неё была последняя стадия рака поджелудочной железы, и что организм просто сгорел от уничтоженного иммунитета и обострившегося панкреатита. Вот он сидит возле её кровати и держит её руку. Вот периодический писк прикрепленного монитора сменился на бесконечно долгий. Вот пришел Мистер Старк и забрал его к себе.
И, когда Питер вернулся к реальности, стало ясно одно: он совершенно не представлял, как начать выполнять данное обещание.
Сигарета дотлела до фильтра, и Питер кое-как успел подняться, чтобы пепел не упал ему прямо на куртку. От резкого движения влага, скопившаяся в уголке глаза, вышла за край и каплей стекла по щеке, которую парень машинально стер ребром ладони.
Новое обстоятельство отвлекло Питера. Но если б не это, может, он и заметил бы, что это была первая вырвавшаяся из него слеза с того рокового вечера.
По направлению к нему шёл молодой худой парень с черными кудрявыми волосами.
— Хэй, — неуверенно проговорил он с лёгкой улыбкой, — снаккерь дю энгельск?
— Эмм… слушай, я не говорю по-норвежски.
— Чувак, да я тоже! Я присяду?
Питер не успел даже ответить, как пацан приземлился рядом с ним и затараторил.
— Я спросил, говоришь ли ты по-английски, а ты такой недоуменно: «чёё?». Обожаю такие моменты. Меня, кстати, Финн зовут. А тебя? Ты откуда будешь?
— Питер, Нью-Йорк.
— Ванкувер. За все каникулы здесь не встречал американцев. Местные, конечно, говорят по-английски, но на очень ломаном. И русские ещё, но у них получается гораздо лучше. Я что пришел-то… видел, ты курил, у тебя можно попросить одну?
Питер половину пропустил мимо ушей, не успев перенастроиться на новую волну, так что теперь тупо пялился в обратившиеся на него глаза Финна.
— Эмм… так… можно?
— Что?
— Сигарету.
— А, да, конечно, — Питер достал пачку и протянул новоиспеченному знакомому. — Так ты … здесь с родителями?
— С ними, ага, мрак полнейший. Экскурсии, музеи, достопримечательности. Это уже третья страна за две недели и шестой город, и если я ещё раз услышу, из скольких кирпичиков состоит очередная ратуша, я убьюсь о сделанную из них же стену. Завтра отлёт, а ощущение, что я так ничего и не увидел. — Он раздраженно затянулся. — А ты с кем здесь и как?