Николай Михайлович принес альбом с тусклыми, пожелтевшими фотографиями. Что можно было разглядеть на этих отметинах истории? Прежде всего в глаза бросилось милое создание в светлом платьице. На обороте надпись: «Светочке семь лет». Громадные банты, четкий пробор посреди головы. Затем Света в школьной форме – темное платье, белый фартук, – уже будущая красавица. Внизу дата: «1943 г.»
Николай Михайлович подал голос:
– В первый раз надела школьную форму. Ее как раз только что ввели.
Наконец, девушка-парашютистка. Ее сфотографировали в тот самый момент, когда, приставив ладонь к глазам, броско красивая девушка разглядывала небо. От этой груды фотографий густо пахло временем.
Я вернул снимки.
Николай Михайлович, глядя в сторону разлинованного розовыми облаками края вселенной, поделился:
– Приду домой, Светочка тащит книгу с картинками и показывает пальцами – почитай! Потом на буквы показывает. Я ей объясняю – это «А», а это «Б». Мы с ней за полгода научились по-немому разговаривать.
Николай Михайлович собрал фотографии, сложил их в альбом и закурил. Сигареты он хранил в прекрасно отделанном серебряном портсигаре. Заметив мой взгляд, он передал мне портсигар, чтобы я мог полюбоваться раритетной вещицей.
– Награда, – добавил он. – За добросовестную службу… От самого Палыча.
Портсигар действительно был классный, увесистый, с изящной резьбой на крышке, изображавшей сцену охоты, – охотник вскинул ружье и целится в пролетающих мимо уток. Я пересчитал уток – их было пять, испуганных, готовых метнуться в разные стороны. Ожидание смертельного выстрела было передано точно и впечатляюще.
Я вернул портсигар.
– Берия, как обычно, был краток и груб. Сначала матерно выразился в том смысле, что больше не допустит разгильдяйства. Он спросил, отдаем ли мы себе отчет в политической остроте момента. Затем предупредил: ни партия, ни чекисты не потерпят в своей среде ротозеев. После чего кратко объяснил суть задания. Мне было приказано немедленно лететь в Пермь и выявить нутро этого Шееля.
– Вам, Трущев, будут даны все полномочия! – предупредил Лаврентий Павлович. – От вас, Трущев, ждут рэзултат.
Вот и весь разговор.
Вернувшись в свой кабинет, Федотов разъяснил, что мне будет предоставлен самолет и чтобы не позже завтрашнего дня я был в Перми и не позже завтрашнего вечера доложил о том, что сделано.
Предваряя мой вопрос, Николай Михайлович спросил:
– Почему именно Пермь? – и сам ответил на него: – Начать с Перми, как и отправить меня в командировку таким экзотическим способом, предложил Федотов. Это Павел Васильевич дал направление поиску. Он же подсказал, где следует искать улики, при этом кратко пояснил свою мысль – хуже всего следствие было проведено в Перми, следовательно, там должно быть больше всего зацепок. Ищи, голубчик! Докладывать будешь два раза в сутки – до десяти ноль-ноль и после двадцати трех ноль-ноль.
Выходит, Федотов успел за ночь просмотреть все прежние дела о поджогах?..
Мы еще раз обсудили порядок действий. На прощание Федотов неожиданно обратил мое внимание, что судьба наградила меня малым ростом, следовательно, я имею важное преимущество в оперативной работе.
– Сначала к коротышкам относятся несерьезно, – поделился он собственным опытом. – Но если такой мальчик-с-пальчик сумеет дать отпор и показать зубы, его будут остерегаться куда сильнее, чем какого-нибудь громилу. Воспользуйтесь этим преимуществом, голубчик.
Глава 3
Николай Михайлович погрузился в воспоминания.
– Это было удивительное путешествие. Мне впервые посчастливилось летать по небу. Не скрою, сначала была опаска, но мне страсть как хотелось сказку сделать былью. Самолет, на котором я должен был отправиться в далекие края, был неказистый – учебный У-2, однако ждавший меня летчик оказался опытным пилотом. Я человек без суеверий, но и меня взяла оторопь, когда услышал его фамилию – Поджигайло. Не иначе, это был знак свыше. Оглядев меня, доставленного на эмке на Центральный аэродром, он сделал настораживающий, я бы сказал, подозрительный, вывод – «не жалеет ваше начальство молодых сотрудников». Я попытался добиться ответа, откуда такое неверие в руководство НКВД, однако Поджигайло не обратил на мои вопросы никакого внимания – отмахнулся и пригласил в подсобку. Там приказал снять шинель, затем подобрал ватные штаны, полушубок и летный шлем – все это позаимствовал у своих друзей-пилотов. Заставил все это примерить, затем приказал плотно застегнуть ремешки. Перед тем как занять место в кабине, предупредил – в кабине не дурить и не пачкать. Также запрещалось петь, обращаться с идиотскими просьбами – например, можно ли курить в полете, – а в случае воздушной ямы «даже не пытайся вылезти из кабины, а то я тебя сам выброшу».