В сентябре родители снова уехали в США. Теперь они каждый год уезжали туда и проводили в Америке по шесть месяцев. Урсула вела хозяйство и в письмах уверяла родителей, что все в полном порядке. Писала и о событиях в стране. Это было время политического подъема. Девушка проводила незабываемые дни, работая в Союзе молодежи. На празднование Международного дня молодежи пришло не меньше десяти тысяч молодых людей. Вскоре от КСМГ должна была отправиться делегация в Россию. Урсуле так хотелось поехать, познакомиться с рабочими, посмотреть на воплощение в жизнь идей, за которые она готова была бороться. Выдавая желаемое за действительное, она писала родителям: «Не удивляйтесь, если получите от меня следующую открытку из Советского Союза». Но тут же, отдавая дань чувству реальности, добавляла: «К сожалению, о моей кандидатуре речь не идет».
Урсула выполняла самую обыкновенную работу в германском комсомоле, до времени подавляя кипучую жажду иной деятельности. Например, писала реферат на тему «Профсоюзы и работа с молодежью». Она считала, что 75 процентов работы молодых коммунистов должна состоять работа в профсоюзах. А это было далеко не так просто, как может показаться теперь. В письме к брату она красочно описывает порядки, царившие в тогдашних немецких профсоюзах, и повадки их лидеров. Например, на демонстрации, посвященной 25-летию со дня создания профсоюзного Интернационала молодые коммунисты несли плакат: «Вступайте в профсоюзы, поднимайтесь на классовую борьбу!» Один из профсоюзных функционеров вырвал у них плакат и растоптал его. «Для господ это звучит слишком радикально, — насмешничает Урсула. И продолжает: — И по другим вопросам их позиция просто невероятная. Если у нас в партии выступает молодой коммунист и говорит дельные вещи, то к его высказываниям относятся точно так же, как и к словам ветеранов. В профсоюзах такого сразу обрывают на полуслове. Причем звучит это так: «Мы уже столько лет в профсоюзе, сколько тебе от роду, так что же ты хочешь?» Не так уж проста была она, работа в профсоюзах…
…И вновь Урсуле удалось провести летний отпуск вне Берлина. Деревушка Аренсхооп была цветущим зеленым островком. Урсула жила у своей тети Алисы. И самым большим кошмаром было застегивать 24 пуговицы тетиного выходного платья.
В 1926 году в Америку уехал и Юрген. Урсула официально стала главой семьи. Но в ее сердце все больше места занимал не дом, а работа в Союзе молодежи, непосредственное участие в политических событиях Германии. Окрыленная, возвращалась она по темным прохладным улицам Берлина с митинга протеста против сделки с Гогенцоллернами. Вспоминая две тысячи участников, Урсула почти с ужасом думала, что могла бы оказаться в числе тех тысяч людей, которые не попали на митинг. Выступали Ледебур, Тельман, Фридлендер, Вильгельм Пик, Анна Шульце! Если бы отец был здесь, он бы наверняка выступил тоже!
А отца Урсулы в это время назначили председателем Комитета по конфискации собственности князей. Этот комитет занимался тем, что в июне 1926 г. организовывал и направлял кампанию народного плебисцита против выплаты компенсации князьям.
В мае 1926 года Урсула стала членом коммунистической партии — ей не было еще и девятнадцати лет! Ее сразу же отправили на многомесячные партийные курсы, которые она закончила 16 ноября 1926 года. Факты она усвоила уже после прочтения книг, однако гораздо больше ей дала сама форма организации работы курса. Количество работы резко увеличилось. Как-то двадцать четыре вечера подряд Урсула провела в разъездах. Однажды, вернувшись поздно вечером, девушка застала в гостиной отца и мать. Мама выглядела суровой, даже обиженной. Отец смотрел в окно.
— Урсула, ты молодая девушка, а возвращаешься так поздно! У тебя мало работы дома? Мать одна не справляется, — отец упрекал ее грозным голосом, но Урсула видела, что все не так страшно.
— Но папа, это все ради твоего плебисцита!
Отец и дочь взглянули друг на друга и рассмеялись.
После очередного отъезда родителей Урсуле вновь пришлось гораздо больше времени уделять детям. В центре внимания всего дома была младшая сестренка, Рени — ей было всего три года, и те, кому не приходилось с ней возиться, неизменно улыбались, глядя на нее. «Глава семьи» с совершенно взрослыми интонациями писала матери в Штаты: «Ты как мать много теряешь, не имея возможности видеть, какими восхитительными и совершенно иными стали ваши дети. С той поры, как ты уехала, дети ведут себя очень хорошо. Так хорошо быть с малышами, что, если бы не партийные дела, я бы с удовольствием оставалась дома. Малыши меня любят, обижаются, когда я долго отсутствую». Но она все-таки уходила — партийная работа была для нее важнее.