— Ну, рассказывай, — сказала Нетти Файн. — Что ты делаешь в Риме?
— Работаю в креативной экономике, — гордо ответил я. — Бессрочное Продление Жизни. Мы поможем людям жить вечно. Я ищу в Европе ПИИ — Преимущественных Индивидов, — которые станут нашими клиентами. Мы их называем Жизнелюбами.
— Ох, батюшки! — сказала миссис Файн. Совершенно очевидно, что она ни слова не поняла, но эта женщина, у которой три вежливых мальчика закончили Пенсильванский, умела только улыбаться и ободрять, улыбаться и ободрять. — Судя по всему, это… нечто!
— Еще какое, — сказал я. — Но у меня, кажется, проблемы. — И я рассказал, какая неприятность случилась у меня с программой «Добро пожаловать домой, паря». — По-моему, выдра думает, что я тусуюсь с албанцами. А я сказал — «с разными итальянцами».
— Покажи-ка мне свой эппэрэт. — Она подняла очки на лоб, и я увидел нежные шестидесятилетние морщинки, от которых лицо ее стало таким, каким его изначально и запланировала природа, — всеобщим утешением. — Код ошибки ИТ/УК-РГ/ФЛАГ, — вздохнула она. — Ох, батюшки, дитятко. Тебя пометили флажком.
— Но почему? — закричал я. — Что я сделал?
— Тш-ш. Давай-ка перезагрузим эппэрэт. Попробуем программу заново.
И она попробовала, но раз за разом на экране появлялись застывший выдренок и сообщение об ошибке.
— Когда это случилось? — спросила она. — О чем тебя спрашивала эта тварь?
Я замялся — пред лицом американской спасительницы моего семейства я был совсем голый.
— Как звали итальянку, с которой у меня был роман.
— Так, отмотаем назад, — сказала Нетти. Решать проблемы она умеет как никто. — Когда выдра попросила тебя подписаться на «Нас теперь не остановишь!», ты подписался?
— Да.
— Хорошо. А Кредитный рейтинг у тебя какой? — Я сказал. — Отлично. Я бы на твоем месте не беспокоилась. Если остановят в аэропорту, дай им мои координаты и скажи, чтобы связались со мной срочно. — Она загрузила координаты в мой эппэрэт. Обнимая меня, почувствовала, как стучат друг об друга мои дрожащие коленки. — Ой, миленький, — сказала она, и теплая племенная слеза скатилась с ее щеки на мою. — Не переживай. Все будет хорошо. Ты посмотри на себя. Креативная экономика. Надеюсь только, у твоих родителей высокий Кредитный рейтинг. Уехали аж в Америку — и ради чего? Ради чего?
Но я переживал. Как тут не переживать? Меня, блядь, пометила какая-то выдра! Господи Иисусе. Ладно, расслабимся, насладимся последними двадцатью часами годичной европейской идиллии и, пожалуй, напьемся до соплей каким-нибудь красным кислым монтепульчано.
Последний римский вечер, дневничок, начался как обычно. Очередная вялая оргия у Фабриции, с которой у меня был роман. Я лишь слегка подустал от этих оргий. Как все ньюйоркцы, я за недвижимость душу продам; меня восхищают эти выстроенные туринцами апартаменты конца девятнадцатого века на утыканной пальмами пьяцце Витторио, с солнечными видами на Альбанские горы, зеленеющие вдалеке. В последний вечер у Фабриции предсказуемо собралась толпа сорокалетних, богатенькие дети режиссеров с «Чинечитты», которые ныне временами пописывают сценарии для деградирующей РАИ (когда-то крупнейшего в Италии телевизионного концерна), но в основном транжирят тающие родительские наследства. Вот что восхищает меня в моложавых итальянцах — постепенная утрата амбиций, признание того, что лучшее уже позади. (Итальянская Уитни Хьюстон спела бы: «Я считаю, родители — наше будущее».) Этот изысканный упадок способен многому научить нас, американцев.