Он щелчком отбросил тлеющую тонкую палочку и поднял с земли длинный и массивный предмет. Гладкое орудие расширялась к концу и походило на вытянутую каплю. Что-то вроде примитивной дубины. И было кристально ясно, для чего она нужна.
От страха хотелось закричать, позвать кого-нибудь на помощь. Но вокруг простирался лес, вряд ли кто его услышит. А если и услышит, то есть ли шанс, что ему помогут, а не присоединятся к тем двоим?
Чип на автомате рассылал сигнал тревоги. Волны, как вчера, рассеивались и уходили вникуда.
Сердце гулко заухало по ребрам. Люба с силой напряг мышцы, но, похоже, эти двое тщательно подготовились — они подобрали толстую веревку и примотали его к стволу большим количеством витков. Волокна затрещали, но ни единое не порвалось.
— Слушай сюда, патлатый, — агрессор подошел вплотную. — Это тебе за то, что трахаешь мою жену.
Раздался свист, за ним — увесистый удар под ребра. Невыносимо больно, искры посыпались из глаз. Рефлекторно Люба дернулся, чтобы согнуться пополам — но сделать так физически не получилось. Не успел он хоть немного очнуться, как в другой бок прилетел второй удар.
— Это — за то, что трогал сына.
Тут уже Люба не смог снести боль молча, и громко закричал:
— Остановись, мразь, мне же больно!
Не верилось, что у диких предков это норма — так грубо обращаться с незнакомыми людьми. И со знакомыми. С любыми существами.
— Что ты воркуешь, голубок? Не русский, что ли? Витек, ты только посмотри. Это пиндос! — чему-то обрадовался агрессор. — Так вот, пиндос. Запомни. Еще раз увижу, как ты вертишься вокруг моей жены — и я тебя в лесу зарою. Ты понял? — он поднес оружие к его лицу.
Люба понял только последние слова. Но интуиция ему подсказывала, что нужно сказать:
— Да.
— Я знал, что мы поймем друг друга, — безволосый играючи перебросил дубину в другую руку и замахнулся.
Люба автоматически вжался в ствол и напрягся, ожидая очередной удар. Однако прошла секунда, вторая, а ничего не произошло. Безволосый, едва сдерживая смех, просто размахивал дубиной. До Любы дошло, что над ним банально издеваются.
Осознать такое было горько. Непроизвольно он быстро-быстро заморгал и шумно втянул ноздрями воздух.
— Гляди, Витек. Наш голубок вот-вот заплачет. Какой он жалкий, — веселился агрессор. — Ладно, давай сюда ножницы. Он скучный, надо закругляться.
Предки опять что-то затеяли. Один передал другому большие, острые ножницы — и через мгновение лезвия приблизились к голове.
— Мой тебе совет — вали. Вали назад в свою гейропу, — так цинично, холодно и спокойно сказал агрессор, что Люба зажмурился со всей мочи; почему-то он был уверен — сейчас нелюдь вырежет его глаза.
Над ухом раздался холодный лязг металла.
По телу пробежала волна облегчения — судя по всему, предположения оказались не верны и его хотят не ослепить, а всего лишь принудительно подстричь.
Люба посмотрел вниз и увидел, как в грязь упала огненная прядь.
За ней еще одна.
В горле застрял ком, перед глазами поплыло. Он отращивал волосы не один десяток лет. Гордился ими. Считал своим достоинством. А сейчас посторонний человек отсекает их просто потому, что может. И его никак не остановить. Можно, конечно, мотать головой, кричать, мешать ему, но — смысл? В лучшем случае, его утихомирят с помощью дубины. В худшем — до смерти забьют.
Уж лучше быть короткостриженным, но целым и живым.
И Люба, смирившись, молча стоял и смотрел, как его шикарные волосы падают на землю и мокнут в талом снегу. Превращаются в бурую паклю. Казалось, что подобное происходит не здесь, не с ним, что это сон. Кошмар.
— Ну вот, теперь хоть на мужика похож, — что-то сказал безволосый. — Все, Витек, — он переложил ножницы в карман. — Идем.
— Погоди. А ты его не хочешь развязать?
— Эх, Витя, Витя. Куда девался твой былой задор? Поверь мне, этот черт найдет, как выбраться.
— А если нет?
— Ну нет так значит сдохнет. Да что ты нервничаешь, Вить? Это ж пиндос! Тебе что, пиндоса жалко?
— Нет, но… — так постепенно стихли голоса мучителей вдали.
Некоторое время Люба стоял и смотрел в одну точку. Пытался понять — зачем они так поступили? Почему? Какая была цель? Что он им такого сделал?!
Это не мог быть обычный древний ритуал!
Почему-то вспомнился Мэл. Люба бы очень хотел, чтобы он оказался рядом. Помог, поговорил и поддержал. А ведь тот наверняка мечется сейчас и места себе на ходит. Волнуется. Переживает. И не он один. Времени прошло достаточно, наверное, на Земле объявлена общая тревога.
И если он так и будет здесь стоять, то упустит шанс вернуться домой и никогда не увидит ни Мэла, ни других. Мысли о своих отрезвили Любу: он посмотрел вокруг, попробовал пошевелиться. Закрыл глаза и внимательно прочел инструкцию по безопасности. К сожалению, ее разработчики не предусмотрели, что в подобное положение в принципе можно попасть, и пути решения не предложили.