Чтобы сориентироваться, нужно забраться повыше. Запомнить, где окраина, и, не отвлекаясь ни на что, бросить все силы на поиски. Так он и сделал: выделил самое высокое дерево, подошел к нему. Убедился, что людей поблизости нет, и обхватил руками ствол.
Взгляд зацепился за детский рисунок, криво приклеенный к коре чуть ниже уровня глаз. Забавная картинка: непропорциональное существо, отдаленно напоминающее человека, с красными палками вместо волос, каким-то кожным заболеванием и с разноцветными глазами. Снизу написано — "Пропал брат. Нашедшим звонить…".
Люба полез на дерево, но спрыгнул через пару метров. Еще раз вгляделся в каракули. Глупо, конечно, но на мгновение показалось, что смешной уродец — это он. А "брат" — его так Сеня называл. Все сходилось: длинные волосы, веснушки, радужная оболочка глаз. А цифры снизу…
— Ага, але, привет, — прошел мимо человек, держа у уха девайс с кнопочками.
Точно такой же лежал у него в кармане. Люба неоднократно видел, как люди пользуются штукой — сначала нажимают кнопки, потом подносят к уху. Это как чип, только внешний и примитивный. Он похлопал себя по карманам и нашел искомую вещь — достал, покрутил в руках.
Темный экран.
Люба стал нажимать все кнопки подряд — пока экран не загорелся. После ввел комбинацию цифр с рисунка и нажал красную кнопку — все исчезло. Он еще раз ввел комбинацию и нажал зеленую кнопку. Кажется, получилось: девайс издал протяжные гудки.
— Прием! — раздался тихий детский голосок.
— Сеня? Сеня, ты?! — Люба до слез расчувствовался, услышав знакомый голос. — Сеня-я…
— Люба?! Ой, тихо, погоди. Я из класса выйду. Ольга Дмитриевна, а можно в туалет? — шаги. — Люба, это ты?!
— Я, да, Сеня, я, мне, ты, — он пытался подобрать слова, но ограниченный запас не позволял.
— Я тебя не понимаю. Где ты? Ты в порядке?
— Не понимаю. Сеня, ты, идти, я-мне. Приди, пожалуйста, — последнее предложение непроизвольно вырвалось на непонятном для ребенка языке. — Ты идти? Ты же придешь и уведешь меня отсюда?
От бессилия Люба поднял взгляд к небу — как, как объяснить что-то другому человеку, если ты не знаешь языка?! Как скинуть ему в мозг координаты?!
— Я понял, понял! Я обязательно приду, но объясни мне, где ты.
— Ты понял? Понял!? Не знаю, где. Дерево много. И вода. Дорога. Маленький дорога. Птица, много.
— Нет, так не пойдет… Люба! Придумал! Читай! Читай все, что увидишь!
— Понял. Читать, — он подошел к столбу. — Продам навоз, работа для студентов…
— Нет, нет, не то!
— Гороскоп на завтра, — Люба поднял бумажный лист с земли.
— Не то! На стенах, на домах, что там написано.
— Стена. Я понял, — он огляделся в поисках домов. — Стен нет. Есть "Парк победы".
— Я понял! Жди! Стой там, никуда не уходи! Это недалеко от школы. Ты понял? Стой, на месте, жди! Я скоро подойду.
— Жди. Да, да, я жди.
— Бегу!
Пошли короткие гудки.
Люба медленно опустил руку. Мир стал капельку светлее. Не верилось, что проблема, еще недавно казавшаяся непреодолимой, разрешилась так легко. Не верилось, что в сумасшедшем прошлом его, оказывается, ищут — и не для того, чтобы избить или связать. Что кто-то его понимает. Что скоро он попадет в искомый дом, попросит жильцов поделиться иглами с ядом — на случай, если придет агрессивный человек без волос — и обязательно дождется, когда свои откроют межвременной проход.
И — навсегда уйти, забыть прошлое, как нелепый, страшный сон.
Минут двадцать Люба сидел на скамье. Наблюдал за утками в пруду — предки кидали птицам что-то съедобное, а те подплывали близко к берегу и отбирали еду друг у друга. Детей это веселило. Взрослых, впрочем, тоже. Он и сам увлекся. Поэтому, когда в его кармане что-то завибрировало и запищало, Люба подпрыгнул. Ладонью похлопал по одежде, пытаясь понять, что происходит — достал девайс с кнопками, уставился на мигающий экран.
— Люба! — громко закричал Сеня; его маленькая фигура замаячила в конце дорожки. Ребенок быстро приближался. — Ты замаскировался! Это я тебе звонил, чтобы понять, где ты!
— Сеня! — он выдвинулся ему навстречу.
Ребенок не сумел вовремя притормозить, и влетел в него с разбегу.
— Я тебя нашел! — он сильно стиснул Любу — и на сей раз прикосновения чужих рук отторжения не вызывали. Этот человек больше не воспринимался, как чужой.
— Се-еня, — в порыве чувств он поднял ребенка и сам его обнял.
— А-а-а, ты меня раздавишь! — забрыкался он. — Поставь, пусти, мне больно.
— Прости, я не хотел, — сказал на своем языке, но не сомневался, что ребенок его понял.