В поверхность Луны астероид P-L6344 врезался почти точно в предсказанный срок. Совершенно случайно это произошло в кратере Коперника, в том самом, куда намеревалась когда-то попасть Джойс Баргайст. Орбита Луны на миг слегка сдвинулась. Все жители Айви потеряли равновесие и попадали кто куда. Гермиона в поисках своей палки схватила Молли Леватикус за кудрявый лобок и испуганно закричала: «Здесь кошка!»
Немало домов и карьер рухнуло в одночасье, в том числе и карьера генерала Виллетса.
Большинство селенитов поспешило к ближайшим «баргайстам», чтобы поскорее вернуться на Землю. Многих испугало то, что под воздействием удара Луна может сойти с орбиты и улететь во внешний космос. Что до меня — мне разонравились убогие города Земли. Но главным образом я остался на Луне из-за Рослин Стонтон, потому что она никуда не хотела уезжать. Мы с ней твердо решили докопаться до самой сути и выяснить истинную природу моего странного сна. Каким-то удивительным, волшебным образом он стал и ее сном. Наши последующие встречи раз за разом принимали все более интимный, заговорщический характер.
В какой-то момент я даже решил жениться на Рослин, однако не стал ни с кем делиться этой мыслью.
После столкновения с астероидом в течение двух последующих дней все жители Луны пребывали в бессознательном состоянии. Из спектра исчез красный цвет.
Другим непонятным эффектом было то, что сон о мячике для гольфа перестал посещать меня. Больше я его не видел. Я даже стал скучать по нему. Я перестал приходить к Рослин в прежней роли пациента. Поскольку и она теперь играла в моей жизни другую роль, я смог спокойно пригласить ее отобедать со мной в ресторане «Вид на Землю», где подавали удивительно вкусную рыбу-ангела, а затем отправился вместе с ней осматривать место столкновения с астероидом. К тому времени последствия катаклизма приняли более спокойный характер.
За окном нашего автомобиля, двигавшегося в западном направлении, долго мелькал унылый пейзаж — усыпанная слоем серого пепла поверхность Луны. По обеим сторонам дороги были расставлены пластмассовые сосны — неуклюжая попытка хоть немного оживить унылый лунный ландшафт. Когда мы отъехали от города на километр, возле дорожной развилки их больше не было видно. Далекие палисады улавливали косые лучи солнца, превращая их в шпили чужой веры. Мы с Рослин сидели рядом и молчали, погруженные в свои мысли. Выключили радио.
— Я скучаю по Гогену, — неожиданно нарушила молчание Рослин. — По его ярким экспрессионистским цветам. Чертова Луна какая-то серая, иногда я так жалею, что меня занесло сюда. «Баргайст» так упростил путешествия. Если бы не ты…
— У меня есть подборка слайдов с картин Гогена. Мне он тоже нравится.
— Правда? Почему же ты раньше никогда не говорил об этом?
— Это мой тайный порок. У меня есть слайды почти всех его картин.
— В самом деле? Я думала, Гоген — давно забытый всеми великий художник.
— Эти восхитительные коренастые женщины, эта шоколадная нагота их кожи. Собаки, идолы, ощущение задумчивого присутствия.
— Неужели ты знаешь картину «Ее зовут Вайраумати»? — мелодично пискнула Рослин. — Женщина сидит на ложе любви и курит. Помнишь?
— А на заднем фоне барельеф — символ любви, верно?
— О господи, да ты действительно знаешь этот шедевр, Терри! Какой там поразительный колорит! Какая сдержанная, чуть угрюмая радость! Давай-ка на радостях остановимся и потрахаемся как следует!
— Чуть позже. Отлично. Его чувства цвета, линии, композиции. Красные озера, оранжевые леса, зеленые стены…
— Странные у него чувства. Гоген научился видеть мир по-новому. Возможно, он был прав. Может быть, песок действительно розовый.
— Странно, что он ни разу не нарисовал Луну, верно?
— Да, насколько мне известно, ни разу. Он мог нарисовать розовую Луну.
Мы взялись за руки. Наши губы соприкоснулись. Наши языки сплелись. Наши тела бросило друг на друга. Мы вожделели друг друга. Страстно желали цветового разнообразия. Вскоре на дороге стали заметны трещины. Пришлось сбросить скорость.
Мои мысли унеслись в мир, открытый Полем Гогеном, и — другое дело — тот мир, который он открыл для других людей. Его холсты доказали: нет универсального согласия по поводу того, какой должна быть окружающая нас реальность. Гоген стал подтверждением мыслей Гуссерля. Я сообщил о своем открытии моей спутнице.
— Реальность была своего рода заговором, и образы Гогена заставили людей принять новую, совершенно другую реальность.