Ему показалось, будто она рассматривает его изучающим взглядом. Он понял, что Юнис смотрит на него совсем не так, как раньше, а как на некую аномалию, которая выступает здесь в роли странной разновидности пространственно-временного континуума.
— Все эти… — Он вовремя успел удержаться от движения, и огромные кучи вещей вздрогнули, едва не исчезнув в очередной раз. — Что они делают? То есть… я хочу сказать, что холокост произошел давно, много лет назад. Давно…
Юнис не хотела отвечать и заговорила лишь после того, как он настоял на этом:
— Здесь нет такого понятия, как теперь ил и давно. Ты можешь это понять? Здесь все по-другому. Свойства времени — это случайные правила твоего… измерения. Здесь они не имеют никакого значения.
Клит застонал, закрыв руками глаза от невыносимого ощущения безвозвратной потери.
Когда он посмотрел через растопыренные пальцы, здание снова пришло в движение. Он по-прежнему не шевелился, думая о том, что если здесь нет понятия сейчас, то не существует и понятия здесь — он прошел через стены в некое подобие пространства, которое не было пространством. Он подумал о том, что потерял Юнис, но общее движение снова приблизило ее к нему.
Она говорила, объясняла, как будто для нее вовсе не существовало ощущения отсутствия или присутствия.
— Нет здесь и никаких имен, когда-то нежно и страстно произносимых, но давно забытых в вашей угнетаемой временем сфере, которая здесь никем не занята. Все, даже если оно в высшей степени испорчено злом, должно стать частью этого огромного общества, день за днем увеличиваясь численно. — Неужели она говорит? Неужели, несмотря на свое состояние, он слышит ее? Неужели возможно их общение друг с другом?
— Мириады тех, кто даже памяти после себя не оставил, и тех, чья репутация не забывается в течение ваших веков, все они находят свое место…
Голос Юнис прервался, и Клит умоляюще двинулся вслед за ней, надеясь найти более человечный мир. Если бы он только мог вернуть ее… Мысли вновь сбились, когда огромный зал в очередной раз опустел, наполненный гулкой тишиной, строгой, как сама смерть.
И снова Клиту пришлось сжаться в комочек, замереть на месте и оставаться в таком состоянии до тех пор, пока в этот облачный мир снова не вернулось подобие человеческого присутствия и в том числе присутствия Юнис.
Тень Юнис продолжала говорить, по всей видимости, не сознавая происходящего, или, может быть, просто он исчез из ее, так сказать, поля зрения.
— …король Гарольд был здесь, извлекая стрелу из глазницы; Сократ исцелился от яда; целые армии излечивались от ран; здесь были живые богомилы и не лишившийся головы Робеспьер; архиепископ Кранмер и его смелая речь, произнесенная на фоне ревущего пламени; Юлий Цезарь, которому не вонзали в спину кинжалов; сама Клеопатра, не искусанная аспидами. Ты должен знать это, Оззи.
Пока Юнис монотонно перечисляла казавшийся бесконечным список, как будто что-то заставляло ее вечно, раз за разом повторять бесчисленное множество имен, он смог задать себе вопрос, причем не единожды, а раз за разом. Как мне вернуться обратно в Оксфорд? Как мне вернуться в Септуагинт — вместе с призраком моей былой любви или без него?
— …Магдебург, Лепанто, Сталинград, Косово, Сайпан, Кохима, Азенкур, Аустерлиц, Окинава, Сомма, Геок-Депе, Войн, Креси…
Неужели эта тень поможет мне? Почти не разжимая губ, он спросил:
— Юнис, Юнис, мой несчастный призрак, я боюсь тебя. Я боюсь здесь всего. Я понимал, что ад ужасен, но не знал, до какой степени. Как же мне вернуться с тобой в реальный мир? Прошу тебя, ответь мне.
Зал все еще удивительным образом пребывал в движении, как будто сутью его была скорее музыка, а не камень. Теперь Юнис находилась далеко, и жуткий ответ ее донесся до его слуха подобно еле слышному птичьему пению, неразборчивому настолько, что сначала Клиту показалось, будто он ослышался и неправильно понял его смысл.
— Нет, нет, мой бесценный. Ты ошибаешься, ты, как всегда, ошибаешься.
— Да, да, но…
— Мы сейчас находимся в раю. Ад — это то место, откуда ты пришел сюда, мой любимый. Ты пришел из ада, где царят мучительные физические условия. А здесь — рай.
Клит рухнул ниц, замер в неподвижности, и в очередной раз пред ним появился огромный зал с его величественным гармоничным движением.
Галактика Зет
Осень пришла в галактику Зет. На миллионе миллионов необитаемых планет всевозможные деревья повернули свои спины навстречу свежему ветру и сбросили листья, роняя их словно коричневые слезы. На миллионе обитаемых планет, где деревья были разрешены, такие деревья проживали жизни в каменном одиночестве улиц, роняли свои побуревшие слезы, переполняя шоссе, ведущие к Центрам Распределения. В этих центрах особые машины превращали их в питательную массу для сбивавшихся в кучи бедняков. Сбивавшиеся в кучи бедняки обычно боролись за право укрыться от нового леденящего холода миллиона миллионов атмосфер.