— Хватит жить прошлым! Вам бы только плестись нога за ногу. Марс — это будущее! Эйнсворт, при всем уважении к тебе, ты слишком стар, чтобы думать о будущем. Сейчас расходимся. Соберемся здесь же в половине четвертого. И помните: я знаю, что делаю. Я хочу, чтобы Марс лежал передо мной на блюдечке.
Схватив под мышку свой ноутфайл, Генри твердым шагом покинул номер.
В Гетто Одноразовых Вещей Дэвид обнаружил мастерскую под вывеской «Мы тебя подлатаем», затерявшуюся в лабиринте ржавых улочек. Мастерская располагалась в поставленной на попа цистерне с прорезанной газовым резаком дверью. В гулкой пустоте цистерны трудолюбивые маленькие машины паяли, пилили, разбирали и собирали. Они использовали рабочие цепи одних механизмов для ремонта других, перебирали неисправные двигатели, делали старые вещи чуть моложе, а древние — просто старыми.
И они починили разбитое лицо Дэвида.
Там же он встретился с Танцующими Девлинами. Они пришли в мастерскую заменить муфту в ноге Девлина-мужчины. Потребителю Девлины больше не были нужны. Их танцевальное представление вышло из моды, и Девлины не могли приносить достаточно прибыли. Так что их просто вышвырнули на сватку.
Муфту заменили, аккумуляторы зарядили. Теперь Девлин (М) мог снова танцевать с Девлин (Ж). Они привели Дэвида в свой жалкий закуток и там снова и снова принялись исполнять свой бесконечный танец. Дэвид смотрел и смотрел, повторение никогда не надоедало ему.
— Правда мы великолепны, дорогой? — спросила Девлин (Ж).
— Да, но мне бы понравилось еще больше, если бы Тедди мог посмотреть вместе со мной.
— Танец один и тот же, дружок, и не важно, есть тут Тедди или нет.
— Но вы не понимаете…
— Я понимаю только то, что наш танец не становится хуже, даже если вообще никто на нас не смотрит. Ах, а когда-то на нас смотрели сотни людей. Но тогда все было по-другому.
— Теперь все по-другому, — сказал Дэвид.
Под ногами поскрипывал песок. Генри Суинтон сбросил шорты и побрел по берегу океана. Генри Суинтон был в отчаянии — ведь он сверзился с самой вершины успеха.
После бурного утреннего совещания он отправился в бар, чтобы насладиться водкамилком — Напитком года. «Водкамилк — водка с молоком, приехал на авто — домой пойдешь пешком». Потом Генри поднялся в свой роскошный пентхаус на крыше отеля.
Его подружки по прозвищу Персик не было. Не было и ее чемоданов. На зеркале красной помадой на-корябано:
ПРОЧЛА ТВОЮ ПОЧТУ!!! ПРОСТИ И ПРОЩАЙ! П.
— Какая забавная, — подумал Генри вслух. На самом деле Персик никогда не была забавной.
Генри включил коммуникатор.
Сообщение для Генри Суинтона:
Ваша затея с Марсом неприемлема для акционеров компании. Ваш проект не вписывается в наши будущие планы.
Примите наши благодарности и уведомление о Вашей отставке. Готовы обсудить размер выходного пособия.
См. Акт о найме № 21066Л, Статьи 16–21.
Всего хорошего.
Оксан, который казался таким чистым и красивым из окна отеля, выбрасывал на берег пустые пластиковые бутылки и дохлых рыбешек. Обессиленный, Генри опустился на песок. Несмотря на ленточников Кроссвелла, в последнее время он набрал вес да к тому же давно отвык ходить пешком.
На островке не было ни одной чайки, зато его населяло множество ласточек. Они кружили над головой, время от времени кто-то из птиц ухватывал налету какое-то насекомое и уносился под крышу отеля накормить птенцов. Создавалось впечатление, что ласточкам неведомо понятие отдыха.
Отсюда, снизу, Генри видел отель совсем по-другому. Здание было построено на песке, и один край его слегка осел. Отель напоминал тонущий в песках корабль.
Как же Генри ненавидел всех, кого знал, всех, кто с самого начала старался перебежать ему дорожку. Стук ударяющихся друг о друга пластиковых бутылок являл собой прекрасный аккомпанемент его злости.
Генри поразмыслил о том, как прекрасно было бы прикончить Эйсворта Клозински, но постепенно злость его обратилась на самого себя.
«Что я сделал? Кем я был? О чем думал? О большом успехе! О пустом успехе… Да, пустом. Я просто продавал вещи. Я торговец и ничего больше. Точнее, был торговцем. Господи, я хотел купить Марс! Целую планету… Я свихнулся от жадности. Я безумен. Я болен, смертельно болен. Что заботило меня всю мою жизнь?
Я никогда не был творцом. Я только думал, что я творец. Я никогда не был ученым. Я просто-напросто хитер и изворотлив. Что я на самом деле понимал в механизмах, которыми торговал… О боже, какой же я неудачник. Я зашел слишком далеко. Как же я мог не увидеть этого? Как я относился к Монике… Моника, я же любил тебя. И оставил одну с роботом-ребенком.