– И?
– И я провёл обследование, – Ди Майо потёр переносицу и вздохнул. – На мой взгляд, там полностью всё восстановилось, и болеть не может. Ну, или это фантомные боли, которым не с чего было сейчас появляться…
– Или синьор Оттоленги попросту обманывает, – закончила госпожа Редфилд.
– Боюсь что так.
– Хорошо. Чем великий певец болен, вы мне рассказали. А что его беспокоит?
– Не знаю. Он не выходит из своей отдельной палаты, даже в наш парк. Он не принимает посетителей, не активирует коммуникатор, отсылает букеты и сладости, отказался встречаться со своим агентом и с аккомпаниатором. Правда, регулярно получает магвестники, это отслеживается системой охраны клиники, но тут, сами понимаете, можно лишь отметить факт.
– Понятно, – кивнула Лавиния. – Ну что же, ведите.
– Куда?
– В ту самую отдельную палату, Родерико!
– Но, Лавиния, я же сказал, он отказывается принимать посетителей!
– Мой дорогой профессор, это расследование незаконного применения магии. Синьор Оттоленги может отказываться от чего угодно, но мне нужно с ним поговорить. Для него же будет лучше, чтобы это не превратилось в необходимость его допросить. Я понятно формулирую?
– Вполне, – буркнул Ди Майо.
– Как я поняла, встреча не нанесёт непоправимого вреда его здоровью или драгоценному голосу, застрахованному на двести тысяч дукатов? Не нанесёт. Всё остальное – к психотерапевтам.
В приёмной профессор бросил свирепый взгляд на разлетевшуюся с вопросами секретаршу и велел все встречи на этот день отменить. Потом посмотрел на госпожу Редфилд и расплылся в улыбке:
– Маддалена, подайте синьоре коммандеру свежий халат! – полюбовался получившейся картинкой. – Ну вот, отлично… Вам очень идёт, синьора коммандер.
Халат похрустывал. Лавиния одёрнула его и спросила:
– Я похожа на мясника?
– Ну что вы, на самого лучшего патологоанатома!
И оба расхохотались.
Отдельная палата располагалась на верхнем, шестом этаже здания, и доставлял туда особый лифт. Ди Майо приложил ладонь к сканеру и вполголоса проговорил несколько слов на квенья. Госпожа Редфилд стоически удержалась от смеха.
Впрочем, дежурный на шестом этаже – кажется, брат-близнец шкафоподобного Антонио – дремал, устроившись в удобном кресле. Пустой коридор тонул в полумраке, выходившие в него двери были закрыты.
– Здесь вообще кто-то есть, кроме… искомого пациента? – спросила Лавиния.
Она постаралась говорить тихо, но, даже приглушённый, голос её заметался эхом по углам. Дежурный вскочил и ошалело заозирался.
– Спите, Пьетро, спите, – ласково проговорил профессор. – Мы на минуточку.
Знаменитый бас лежал на кровати, закинув руки за голову, и в сторону хлопнувшей двери едва глянул. Впрочем, увидев, что главный врач клиники явился к нему не один, Оттоленги встал и сложил руки на груди.
– Я не давал согласия на встречу, – произнёс он.
Лавинии показалось, что от низких нот его голоса у неё волосы на затылке поднялись дыбом.
– Боюсь, синьор Оттоленги, что у профессора Ди Майо не было возможности со мною поспорить, – сказала она сухо. – Но я обещаю не задержать вас надолго…
Тихонько хмыкнув, певец жестом предложил Лавинии стул, сам же уселся на кровать.
– Итак, синьора?..
– Коммандер Редфилд, Служба магической безопасности, – отрекомендовалась она. – Я работаю над делом о незаконном магическом воздействии, и хотела бы задать вам несколько вопросов.
– Прошу вас.
– Вы разорвали контракт с театром «Ла Фениче» и выплатили ему значительную неустойку. Почему?
– Это моё личное дело.
– И всё же я прошу вас ответить.
– Повторяю: это моё личное дело. Предположим, тамошняя влажность плохо влияет на мои голосовые связки. Или мне не понравился цвет сидений в зрительном зале, он меня раздражал. Если я правильно помню свои права, вы не можете заставить меня отвечать на такие вопросы.
– Не могу, – согласилась госпожа Редфилд. – Зато могу повторять их снова и снова, формулируя иначе. Ещё могу задержать вас на сорок восемь часов ввиду высокой общественной опасности расследуемого преступления. Хотите?
Разумеется, она блефовала: пока что никакого официально заведённого дела не существовало, так что о степени его опасности и речь не могла идти. Но Лавиния всей кожей чувствовала, что наткнулась на крупную гадость, такую крупную, что, если её не нейтрализовать, это аукнется далеко за границами Венеции.
– Я болен, – возразил Оттоленги. – Вы не можете так обращаться с больным человеком.
– Вы здоровы, – пожала она плечами. – Но чего-то очень боитесь. Так дайте мне, Тьма вас побери, избавить вас от причины этого страха! И отправляйтесь себе… где там у вас следующий спектакль? В Монакуме? Вот туда.