А вдали показался небольшой катерок: это возвращается с берега первая группа наших парней. «Ну как, спекулянты?..» — весело окликают их с борта. Лица у «спекулянтов» сияют, в руках — объемистые пакеты с покупками: «Видели пыль над Сингапуром? Это мы весь город на уши поставили!.. Ударили рублем по капитализму!» Следующие группы уже сходят на катер в предвкушении интересной экскурсии по городу. Я все кручусь возле трюмов. Но, как я уже говорил, грузят в Сингапуре отлично, организовано все на высшем уровне, и замечаний делать почти не приходится. Договариваюсь с мастером, что завтра отпустит в город и меня.
Утром следующего дня я в радужном настроении вместе с группой отправляюсь на катере на берег. Швартуемся к морскому вокзалу. Около пирса снуют сотни катеров, моторных и парусных джонок, лодок со стоящим на корме гребцом, который длинным веслом делает волнообразные движения, двигая свое судно.
Выбираемся с катера на пирс. Сразу за застекленным вокзалом одна из главных улиц Сингапура. Но, чтобы выйти на нее, надо пройти, по меньшей мере, десятка два лавчонок. Зазывалы тянут к прилавкам. Зайди, посмотри. Если зайдешь, суют один, второй, и третий, и десятый товар: «купи». Если и не хочешь — купишь. Скажешь «дорого» — снизят цену. Но наша группа, кроме меня, состоит из опытных парней, не раз побывавших в этом городе-торговце. Моторист Виктор Путинцев отмахивается от продавцов: «потом, потом!», а сам тянет нас дальше. Широкая солнечная улица. Многоэтажные дома выстроены, как видно, в последние годы, ставшие после объявления самостоятельности города-государства годами бурного развития страны. Парки, фонтаны, площади, красочные рекламы, и над всем — яркое экваториальное солнце. А на улицах пестрая, многоязычная толпа. Индианки в своих живописных сари, малайцы в белых шортах или юбках, европейцы, китайцы, греки, арабы, негры... Мы спешим в район магазинов с русскими названиями: «Москва», «Ялта», «Находка», «Ленинград»... Говорят, пять-десять лет назад владельцы этих магазинов были всего-навсего разъездными торговцами, привозившими на русские суда свои товары на баржах. Те из них, кто сумел приспособиться к вкусам русских моряков, выучил десяток-другой слов, выстоял в конкурентной борьбе, теперь открыл вот эти магазины, на дверях которых написано: «Здесь говорят по-русски». Говорят здесь, конечно, не больше десятка-двух слов, но куда пойдет моряк, если не сюда. Здесь продавщица спросит его: «Вы с какого судна?»
Он с радостью ответит, не замечая, что девушка всем задает один и тот же выученный ею вопрос. Или еще спросит: «Дорого? Скажи, сколько?»
Заходим в один из таких магазинов, и девушка, увидев новеньких, кричит от прилавка с умильной улыбкой: «Заходите, товарищи, вы с какого судна?» «С «Сулеймана Стальского», — гордо отвечает Путинцев, проходя к прилавку и здороваясь с парнями, ибо все тут русские, кроме, разумеется, продавцов. Можно подумать, что прибыл ты во Владивосток, только товары на прилавках не те, что у нас в ГУМе. Берем кому что надо и, получив в придачу в виде сувениров рекламные календари, отправляемся обратно.
Как мы ни торопились, а на судне нас уже заждались, выслушиваем упреки. Серега Петухов, оставшийся за меня, хватается за голову:
— Принимай, Женя, вахту, в ну ее, твою работу!
— Это и твоя работа, товарищ второй.
— Понятно, но без грузового помощника я не представляю, что делать.
— Ничего, привыкнешь. Старпом говорил, что обходились без суперкарго...
А в полночь объявляется команда на швартовку. С утра на судне спокойствие и тишина. Люди уже насыщены рассказами о прогулке, о покупках. Знают, что у того магнитофон оказался в нерабочем состоянии, другому кассеты подсунули без пленки, у третьего зонтик дырявый. Но все же большинство прогулкой довольны, а если торгаши кого-то обвели вокруг пальца — не зевай, на то тебе и капитализм. Теперь все успокоились. Каждый занят своим делом.
Третий помощник богатырь Володя Романюк перед завтраком тягает на ботдеке свою штангу. Дело, конечно, полезное, но грохот мне надоел так, что сил нет. По-моему, не знает парень меры. А он, видимо, сгоняет свою тоску по семье. Говорит мне:
— Женя, после этого рейса ухожу в портофлот.
— Да ты же всего первый рейс делаешь!
— Все равно уйду, хочу быть вместе с семьей.
Понятно, что тяжело в рейсе, но зато сколько здесь такого, чего никогда не узнаешь в своем порту! Нет, видно, мы с Володей разные люди.
На корме возле бассейна, заполненного прозрачной зеленоватой водой, блаженствуют свободные от работ и вахт парни и девушки. Здесь и двадцатилетняя повариха Наташа Маринич, и почти ее ровесница Люба Дюрягина; девушки никак не хотят выходить из теплой воды, да вот работа требует. Мы с Сергеем Петуховым тоже решили искупаться, пока выдался часок свободного времени. Идем вдоль берегов полуострова Малакка в Пенанг. Еще вчера мы с мастером решали, куда лучше зайти в первую очередь: в Пенанг или Кланг, чтобы удобнее было взять выделенный нам груз. Решили: в Пенанг.
На подходе к порту снова разразилась тропическая гроза. Никак не привыкну к ней: ливень такой густой, что не видно мачт, гром грохочет над самой головой, удары его, словно кувалдой, отдаются на корпусе судна. В кромешной тьме судно идет к своему месту на рейде. Утром штиль, солнце, и мы посреди красивейшей лазурной бухты, кругом поднимаются зеленые горы, и белый город — у их подножья; через бухту с интервалом в одну минуту идут от острова к материку паромы, соединяя Старый и Новый город.
Груз еще не подвезен, работы пока не предвидится, и можно сходить в город. Переезжаем на пароме — и вот перед нами Пенанг. Мне показалось, что он и уныл, и провинциально грязен, хотя я слышал раньше хорошие отзывы о нем. Знаю, что здесь, на кладбище, похоронены русские моряки с крейсера «Изумруд», что здесь есть знаменитый Храм Змей, построенный на месте, куда по каким-то загадочным причинам приползают из джунглей змеи. Они проводят там несколько недель и исчезают. Служители храма и туристы подкармливают ядовитых гадов. Нет, мы не побываем там, не успеем, а вот город посмотрим. Идем по улицам, удивляясь их запущенности. Никаких реклам, узкие унылые переулки, у дверей кафе и магазинов сидят мрачные малайцы и индусы. Местный рынок тоже темный и страшный, к тому же недавно горел, о чем говорят обугленные стропила.
В Пенанге мы грузим «тингоутс», то есть оловянные чушки. Я думал, с металлом мне будет легко, — оказалось совсем не так. Во-первых, пачки олова тяжелы, по тонне весом, и при неаккуратной погрузке рассыпаются: надо следить, чтобы их не рассовали по углам так, что потом не вытащишь. Старый, беззубый форман успокаивает меня: «Не беспокойтесь, все будет о'кей, я гружу не первый русский пароход, и претензий не было». Но это слова, а спросят, в конце концов, с меня. Нам предстоит переход через Атлантику, а там может так качнуть, что забудешь всех форманов и стивидоров.
Форман приглашает меня к себе на квартиру, говорит, что у него бывают русские парни, есть у него отличный стереомаг, набор классики и поп-музыки. Но мне не до этого, тем более что мастер на берегу. Нас швартуют к причалу, и начинается второй этап погрузки. Судно то и дело заставляют перешвартовываться, матросов поднимают на работу, мне спать вообще не приходится. Надо выкраивать свободное место для груза, кажется, все уже забито, а предстоит грузиться еще и в Кланге, вот и изворачивайся, суперкарго. Олово — груз выгодный, платят за него дорого, поэтому относиться надо к нему с особым почтением. А беззубый форман предупреждает меня, чтобы я еще следил за грузчиками; народ здесь такой, что не успеешь и глазом моргнуть — стащат две-три чушки. Я наказываю трюмному матросу:
— Гляди, Гена, чтобы не стащили!
А он мне в ответ:
— Я-то смотрю, но чиф меня уже два раза убирал от трюмов долбить ржавчину и красить.
Бегу к старпому:
— Как можно, Виталий Васильевич, должен же кто-то следить за грузом.
— А должен кто-нибудь следить, чтобы судно имело морской вид? — показывает он на надстройку, похожую на маскхалат.
— Посмотри, рядом стоит немец, какой он чистенький!