Полицейский отходит от борта, длинно зевая. Да, не сладкая у него жизнь — стоять вот так, ничего не делая и ничего практически не охраняя. Видно, и хочется ему размяться, поделать что-нибудь, но ведь любая физическая работа — это удел кули, а он их явно презирает. Так и мучится, бедный. А между тем заняться ему есть чем. Вот только что подплыла к борту моторка с потушенным фонарем. В сумерках видны несколько девчонок в джинсах, приготовившихся брать наше судно на абордаж. Вижу, как стремглав летит к трапу Володя Романюк, наш третий помощник, включает лебедку, приподнимая трап над водой. Девчонки возмущены, грозят ему кулаками, что-то кричат. Тут же, впрочем, не теряя времени, они отчаливают и мчатся на своей моторке к греческому судну, бросившему якорь поблизости.
Наши вачманы с браслетами на поясах с сожалением качают головами, зря, мол, мы не ценим таиландских девочек, они самые красивые в мире.
— Что ж вы, так любите своих девочек и позволяете любому иностранцу покупать их за пять долларов? — спрашиваю я.
— У каждого своя работа, — глубокомысленно изрекает вачман.
— Через несколько часов закончим, — сообщает мне Сахиб и весело улыбается, делая всемирно известный знак насчет выпивки.
Ну что ж, надо угощать. Сколько же останется у меня зарплаты к концу такого рейса? Ведь вино мне никто не выдает бесплатно, так же, впрочем, как и любому. Те небольшие суммы, что выделяются капитану для подобных угощений, быстро заканчиваются, а клиенты наши — народ с аппетитом!
Я проверяю осадку судна и звоню в машину, прошу перекачать топливо из кормовых танков в носовые, чтобы ликвидировать дифферент на корму.
Глава 6. Мистер Чусак и другие
Согласно зарубежной статистике, ограблений и убийств в Бангкоке совершается больше, чем в Чикаго. Город называют одним из центров распространения наркотиков, проституция здесь ни у кого не вызывает ни возмущения, ни удивления... Но Бангкок знаменит и своими замечательными произведениями искусства, своими каналами, за которые получил название «азиатской Венеции». Но сколько бы ты ни знал о стране или городе понаслышке, первое впечатление всегда отличается от образа, уже созданного в твоем воображении. И, надо сказать, Бангкок оказался еще более противоречивым и интересном, чем я представлял его раньше.
Мы идем по узкому фарватеру реки. Стрелой проносятся мимо нашего судна скоростные моторки руа-санган, приводимые в движение руль-мотором на длиннейшем, метров в пять, румпеле. Буксир тянет вниз по течению вереницу перегруженных барж с цилиндрическими бамбуковыми крышами, на полной скорости обгоняет наше судно военная эскадра: сторожевик и несколько кораблей помельче. Матросы, выстроенные на палубе, одеты в белую форму, контрастирующую с темной кожей. На берегу их уже встречают толпы с букетами цветов. Вдоль берега в заливчиках и протоках укрываются деревушки на сваях. Хижины крыты пальмовыми листьями, по улицам-каналам снуют весельные и моторные лодки. Из беседы, проведенной перед приходом первым помощником, мы уже знаем вкратце историю страны. Государство Таи сложилось в четырнадцатом веке, а уже в шестнадцатом сюда пожаловали португальцы, давшие захваченной ими стране название Сиам. В девятнадцатом веке страна стала предметом экспансии Великобритании, Франции и США, закабаливших ее с помощью неравноправных договоров. После второй мировой войны в стране взяли верх проамериканские силы, отсюда пошли и многие сегодняшние порядки...
Но близко и сам город. Идем по реке, а дома и улицы-каналы — вот они, рукой можно достать. Вода в реке желто-глинистая, плывут мазутные пятна, мусор, но хозяйки тут же стирают белье, а мальчишки купаются. И вдруг я вспомнил, что в далеком детстве видел точно такой сон: я плыву на высоком пароходе среди улиц незнакомого города, среди пальм и цветов, водопадов и фонтанов. Вот оно все передо мной наяву.
По команде лоцмана то и дело дергаю рукоятку машинного телеграфа: за какие-нибудь три часа по меньшей мере полсотни раз меняли ход. А пейзажи кругом тоже меняются, и каждый новый лучше предыдущего; в воздухе начинает пахнуть дымом, кочегаркой. На правом и левом берегах реки вздымаются корпуса заводов, высокие трубы извергают в небо клубы дыма. Промышленность страны растет довольно быстро. В Таиланде добываются олово, вольфрам, железная руда, свинец, бурый уголь, марганец, работают хлопчатобумажные фабрики, но все это пока занимает не более пятой части национального дохода. Страна, обладающая богатыми природными ресурсами, находится пока в тесных объятиях заокеанских (большей частью американских и японских) «опекунов».
Порт Бангкока почти рядом с центром города. Мы становимся возле нового контейнерного терминала, нам предстоит выгрузить остатки железа и генерального груза.
Я постепенно привыкаю к работе. Являются стивидоры, и я с удовольствием замечаю, что их появление не вызывает больше у меня тряски конечностей и провалов в памяти. Быстро обговариваем план работ со стивидорами и чекерами, даю необходимые указания нашим матросам, и работа начинается.
К трапу подкатывает белый «форд» с темными солнцезащитными стеклами салона. Из него выходят уже знакомые мне агент, стивидор и большой, тучный человек в легкой белой рубашке и тапочках на босу ногу, оказавшийся чиф-сюрвейером, старшим инспектором по грузовым операциям. Мистер Чусак, так зовут этого господина, оказался невероятно любезным человеком, он сказал мне несколько комплиментов по поводу моей молодости и даже знания английского языка, преподнес презент — пепельницу и, в конце концов, сказал, что имеет намерение пригласить меня и мастера поужинать с ним вместе. Я уже понимаю, что все это не более чем ставшие обычными предпринимательские ходы, должные обеспечить благоприятные взаимоотношения. «Ужин стоит доллары, а отношения — тысячи», — обронил мистер Чусак. Тем более что доллары выкладывает на такого рода мероприятия не он сам, а владелец груза. И, между прочим, все эти расходы аккуратно подсчитываются и выставляются на счет клиентов...
Я, в общем, не против бы присутствовать на ужине, но времени нет: надо руководить погрузочными операциями. Мастер отправляется к мистеру Чусаку со вторым механиком, вторым помощником и начальником рации. Увидев солидную компанию, мистер Чусак и глазом не моргнул: деньги не собственные.
Наступает вечер. С реки и каналов тянет болотом. Тишина нарушается лишь скрипом шкентелей на лебедках да голосами сигнальщиков. Воздух теплый и кажется даже липким. Пахнет гнилью от зарослей травы и мангровых деревьев, расположенных в сотне метров от причала. Там, над зарослями, вьются тучи москитов, долетают они и сюда, не дают покоя даже в каютах. А погрузка идет полным ходом и при хорошем порядке. Через каждый час тальманы приносят мне на проверку и подпись тальманские записки, стивидоры то и дело вызывают по возникающим вопросам. Вот и сейчас на палубе послышалась какая-то тревожная беготня. Оказывается, топенантный шкив на стреле выработался, и стальной трос разрезал его на две части. Увесистый кусок стали грохнулся с высоты на палубу. К счастью, все обошлось. Но грузчики с криками набросились на меня, требуют немедленно проверить все блоки, оттяжки и шкентеля. Я и так уже все проверял, но железо есть железо, рано или поздно оно изнашивается. Однако грузчики правы. Вместе со стивидором осматриваем рангоут. «Можно продолжать», — машет бригадиру мой напарник. И снова взвыли лебедки, заревели мощные автопогрузчики.
С агентами и мастером обговариваем, в каком порядке делать завтра погрузку. Нам необходимо взять отсюда каучук, тик, фанеру, стекло и прочий генеральный груз. Ломаем голову, куда упрятать маниоку. Мука эта имеет большой погрузочный объем и малый вес. Чусак настаивает, чтобы ее погрузили в первую очередь, а мы с мастером сопротивляемся, потому что остальной груз некуда будет разместить: мука займет все твиндеки.