Жорик об этом и не догадывался. Он пробирался сквозь кусты к развалинам эскалатора. По обе стороны этого заброшенного ступенчатого сооружения, громадной гусеницей распластавшегося по склону горы, деревья росли особенно густо. Жорик рассчитывал подняться в этом месте к Воробьёвскому шоссе, но когда он уже почти вскарабкался на самый верх довольно крутого склона, в свете фонарей, горевших на шоссе, показалось несколько смутных фигур. Бандиту они очень не понравились. "Неужели менты?" - подумал он, снова спускаясь с тяжёлым чемоданом вниз.
Он миновал зияющий нижний вход на эскалатор и оказался под эстакадой. Здесь горели фонари, да и вообще место было слишком открытым, а значит - опасным. Он устремился дальше, на холмы, поросшие деревьями и окутанные спасительным мраком. На склоне первого же холма он поставил чемодан на землю и перевёл дыхание, как вдруг услышал какое-то движение со стороны дороги, по которой он совсем недавно проехал на "БМВ". Он привстал, раздвинул кусты и замер. По дороге вереницей, одна за другой, двигались четыре милицейские машины! Жорик схватил чемодан и с удвоенной энергией продолжал карабкаться вверх, туда, где на холм падала густая тень от эстакады. Поднявшись на самую вершину, он забился, как таракан, во впадину между корнями огромного дуба и в изнеможении уселся на чемодан.
У бандита дрожали руки и гулко билось сердце. Сначала загадочные выстрелы, которые остановили его машину, а теперь эти ментовозы. Он был абсолютно уверен, что никто не знает про чемодан с десятью миллионами долларов, и при этом его не оставляло чувство, что за ним и за похищенными им деньгами сейчас кто-то охотится, а эти милиционеры на четырёх машинах приехали сюда только ради того, чтобы поймать его.
Со стороны стройки под эстакадой донеслись голоса. Жорик до боли в глазах всмотрелся в полумрак. Внизу на свет далёкого фонаря вышли пятеро мужчин в камуфляжной форме, с автоматами на груди. Скорее всего, это люди Губаря. Но это могут быть и настоящие спецназовцы, приехавшие на тех четырёх машинах. Лиц разглядеть было нельзя, нельзя и разобрать, о чём они говорили.
Жорику не хотелось встречаться ни с теми, ни с другими. Он подхватил чемодан и начал спускаться по противоположному склону, направляясь в сторону Андреевского железнодорожного моста. Сейчас он желал только одного - затеряться среди этих глухих лесистых холмов, уйти подальше от места убийства.
Отдуваясь и потея, перекладывая чемодан из правой руки в левую, он миновал дощатый домишко бывшей лыжной базы, пересёк пару каких-то дорожек и, стараясь идти через кусты, вышел к подножию длинной полуобвалившейся лестницы, которая карабкалась по крутому склону. Жорик знал, что там, наверху - Воробьёвское шоссе, там же недалеко и Ленинский проспект, на котором всегда можно остановить попутку. Он добрался до лестницы, но не прошёл и трёх ступенек, как обнаружил, что наверху кто-то есть. "Спецназ!" - мелькнуло в мыслях. Он торопливо бросился прочь, в самые заросли, и двинулся дальше к железной дороге, выбирая места поглуше и потемнее.
Отдышался, когда достиг основания почти отвесного тридцатиметрового склона. Здесь никого не было; спецназовцам, которые остались на лестнице, он был отсюда не виден. Услышав журчание, он поискал немного и наткнулся на родник. Из короткой трубы, укреплённой в склоне, бурной струёй выбивалась вода и устремлялась куда-то в сторону Москва-реки по узкому песчаному руслу. Здесь было немного светлее: на родник и камни у русла падал бледный свет ущербной луны. Жорик почувствовал, что устало смертельно и должен хотя бы пару минут передохнуть.
Он поставил чемодан на камни, зачерпнул ладонями прохладную воду и ополоснул лицо. Вытерев руки о штаны, присел над чемоданом, погладил его стянутую полиэтиленом крышку. Он вспомнил, как укладывал пачки стодолларовых купюр. Все они были здесь, в этом чемодане. Он как будто видел их сквозь крышку. На миг мелькнула шальная мысль разорвать полиэтилен, открыть чемодан и полюбоваться на пачки. Но он тут же отмёл её: это было в высшей степени неразумно. Тем не менее соблазнительная картина не отпускала его; он улыбался, поглаживая крышку и бока чемодана...
- Доллары... десять миллионов... - проговорил он вслух. - Теперь это моё... Моё... Я разжился на целых десять миллионов долларов... И пусть Никсон говорит, что я тупой, пусть. Кто, кроме меня, тупого, смог бы провернуть такое дело? Дело на десять миллионов долларов? Кто? Он сам? Хрен там! - Он заговорил громче: - Вот они, деньги, и никто их у меня не отберёт! Мои денежки, кровные, а Никсон с его кодлой пусть идут на х... Десять миллионов...
Он до того увлёкся, что не сразу услышал крадущиеся шаги, а когда услышал и дёрнулся, к его голове прижалось холодное дуло пистолета.
Жорик перестал дышать. За его спиной раздался голос, показавшийся странно знакомым:
- Не шевелись, паскуда, мозги вышибу.
Глава 40
Бандиты, засевшие в "Жигулях", упорно не желали сдаваться. Машина уже дымилась, пробитая пулями в десятках мест, но оттуда всё ещё строчили из автомата и время от времени угощали фальшивых спецназовцев гранатами.
Губарь медлил отдавать приказ на ликвидацию шантажистов.
- Босс, их надо мочить, сук! - хрипел окровавленным ртом Лепила, ставший после смерти Боба "правой рукой" Губаря - долговязый стриженый молодчик, в суматохе боя потерявший спецназовскую кепку. - Нам их не взять, они до утра могут отстреливаться, а тут с минуты на минуту подвалят менты! Забросаем тварей гранатами! Смотри, уже половину наших положили!
- Живьём, - скрежетал вор, - только живьём. Пойми, нам надо мстить за Крюка, за Зубатого, за всех, кого они грохнули! А кому мы будем мстить, если сейчас их замочим? Только через этих гадов мы выйдем на их рулевого, понял? Поэтому - живьём!