Выбрать главу

– Бери, не пожалеешь, – советовала она Василисе, – новогодние праздники поедем отмечать на Гаити, Таити или Гваделупу какую-нибудь!

– Может, в Крым? Там более спокойная обстановка. И вообще, до Нового года еще дожить нужно. Учитывая сложившиеся обстоятельства, у меня мало шансов. Забелкин, – и она кивком головы указала на Алевтинину сумку, – мне не простит растраты собственных сбережений. Куплю одни тапки и останусь дома.

– Полчаса назад ты сетовала на то, что отсидела клушей столько лет?! Где твоя намеченная линия поведения? Где начало новой жизни? Снова собралась кудахтать?! Девушка! – Алевтина обратилась к высоченной продавщице. – Какие у вас тут самые дорогие туфли?!

Продавщица в образе довольного жирафа поплыла к ним.

– Вам на какой случай? Если для торжественного бракосочетания, то белый цвет сегодня не моден. Обратите внимание на цвет шампанского…

– Еще чего?! – возмутилась Василиса. – При чем тут я и бракосочетание? У меня, девушка, бракоразведение. Поэтому лично мне тапочки!

– Одноразовые и белые, – съязвила Алевтина, – и она похоронит себя на новой софе.

Но Василиса уже отыскала то, что хотела. Она стояла, крепко прижимая мягкие овечьи шкурки к своему трепетавшему от вожделения телу. Она купит именно их!

– Дайте две пары! – неожиданно заявила Василиса.

– Это бунт против Забелкина, – резюмировала Алевтина, – уважаю. Кстати, забыла тебе сказать, у нас в офисе принято иметь сменную обувь. Тебе ведь придется не только мотаться по филиалам, но и разносить документы по этажам. Федор очень не любит грязных следов на ламинате. – Она подвела притихшую Василису к черным замшевым туфлям с огромной стеклянной пряжкой. Судя по цене, пряжка была из кристаллов Сваровски. А сделал он их из космического хрусталя, за которым специально летал на межпланетном звездолете на другой конец Вселенной. Василиса еще раз вздохнула, пламенно пообещала себе обязательно разбогатеть и вернуть бывшему мужу потраченные деньги. Алевтина, заметившая ее муки совести, при выходе из магазина сказала:

– Настоящая женщина и совесть – понятия несовместимые. Представь себе бабочку, порхающую над летними цветами. Если бы она имела совесть, то, находясь в образе гусеницы, не жрала бы зеленые насаждения, нанося вред природе. И соответственно, не стала бы бабочкой. И не обрадовала бы наш взгляд красотой и изяществом линий, нежным порханием и легкостью движений. Но, к нашему великому счастью, у нее нет совести, чему мы бесконечно рады.

Василиса не понимала, почему она должна была радоваться бессовестной бабочке. Но рациональное зерно в Алевтининой теории все-таки было. Она всегда придерживалась определенной точки зрения: «Женщинам – все, мужчинам – то, что от женщин осталось», строго следя, чтобы ее не увело в сторону. В какой-то мере это было похоже на движение своеобразного феминизма. Василиса долгое время была на другом полюсе жизни. И пока она делала слабые попытки воссоединения этих самых полюсов. Василиса еще раз упрекнула себя в мотовстве, сказала себе, что купила дорогущие туфли не для Федора, а для работы. Кстати, у них очень удобная колодка, в них как в тапочках. При мысли о тапочках Василисе стало весело. Как-никак, у нее теперь есть место, куда будет приятно падать. Как мало нужно женщине для счастья. Всего лишь тапочки.

– Дорогая моя, – перед домом Василису ухватила за рукав куртки старушка-соседка, – к вам неоднократно, прошу заметить, именно неоднократно, приходил молодой человек приятной наружности. Наверняка поэт. Сегодня только творческие личности могут прилично выглядеть. Только они могут выразить ту бурю чувств, что возмущает все пространство…

– Раиса Егоровна, он что, выражался и буйствовал? – Василиса подумала, что к ней приходил Забелкин. Но тот никак не мог походить на поэта. Вот на подпольного химика он похож. Его можно еще перепутать и с разорившимся финансистом. Но чтобы Забелкин был похож на поэта?! – Вы ошибаетесь, Раиса Егоровна.

– Я никогда не ошибаюсь, милочка. Он вас ждал под этим деревом. Поглядите, какое необычное растение он выбрал для вашей встречи!

Василиса обернулась туда, куда показывала старушка. Среди непролазных кустов торчала тощая березка, скинувшая последние листья. Понятно, он хотел придушить ее в этих кустах. Или повесить на березе. На следующий день заголовки газет пестрели бы однообразием: «Она дала дуба у березы!» Какая проза жизни! Вероятнее всего, неизвестный проследил за ней от магазина, где увидел, как она купила тапки. Целых две пары! И решил от нее избавиться.

– Совсем немного, и он запел бы для вас серенаду, – вещала соседка, – но ему кто-то пропел ее по телефону, и он ушел, к сожалению. Но вы, дорогая моя, верьте, он обязательно вернется!

Ужасы возвращаются, как «Дети кукурузы-113».

– С чего вы подумали, что он пришел ко мне? – Василиса хотела сохранить слабую надежду, что Забелкин успокоился, пусть хоть и не вечным сном, но каким-то непостижимым образом. Ведь он говорил ей, что живет с ней из жалости, из сострадания и чего-то там еще. Теперь, по идее, он должен дорожить собственной свободой. Ах, он же дорожит капиталом! Хватился, что половины нет, и пришел выяснять отношения.

– Очень хороший мальчик, из воспитанной семьи, – ворковала старушка.

Василиса вспомнила родителей Забелкина. Жуткие воспоминания. Они бы с удовольствием помогли родному сыночку и принесли веревку с мылом для нее.

– Живет в соседнем подъезде…

Василиса оторвала взгляд от березы. Забелкин переселился к ней поближе?!

– Раиса Егоровна, вы точно ничего не путаете?

– Я никогда ничего не путаю, милочка. Если бы вы не утащили софу к себе в квартиру, то бедному Андрюшеньке было бы на чем вас дожидаться. А так он постоял, постоял, поинтересовался, не видала ли я вас, и ушел.

Если было бы на чем сидеть, Василиса села бы сама. Оказалось, что вместо Забелкина приходил Андрей Степанов, ее одноклассник, друг, старый школьный товарищ. Кстати, совсем даже не старый, но теперь это не имеет никакого значения. Она игнорирует мужчин. Но как игнорировать Степанова? Он так помог ей с диваном. Зачем он ее ждал? Для расплаты? Когда-то он был влюблен в Василису. Неужели, узнав о том, что она прогнала Забелкина, он решил возродить детские чувства?! Поблагодарив внимательную старушку, Василиса поднялась к себе.

Ночь снова оказалась бессонной. Василиса представляла, как она подойдет к Андрею и скажет ему, что ее больше не интересуют мужчины. Он подумает, что она – лесбиянка. А она расскажет ему, как жестоко ошиблась в избраннике, возненавидела всех мужчин… Значит, и его? Она к нему прекрасно относится, зачем врать? Тогда она объяснит ему, что начала новую одинокую жизнь… Он подумает, что она сошла с ума. Василиса разнервничалась, перевернулась на другой бок и упала на пол. Нащупав под собой четыре мягкие тапочки, она улыбнулась и решила ничего не объяснять Степанову. Зачем? Разве она что-то должна объяснять мужчинам и отчитываться перед ними? Пусть мучаются в сомнениях, бьются лбами о ее непробиваемую стену феминизма и стонут от бессилия. Перед ее сонными глазами почему-то проплыл образ Федора с ведром воды. Он не стонал и не мучился, он «резал» ей премиальные.

– Как там называлась ее фирма? – Шеф насупил брови, крутя разодранный пакет в разные стороны.

– «Рога и копыта»? – попытался вспомнить Мотя, поглядывая на надпись на пакете.

– Нет, это было где-то в другом месте, я помню, – недовольно отмахнулся шеф. – Там было как-то по-другому. Адрес запомнил?