Уж ты сам-то, по крайней мере, точно.
И вот уже реальная жизнь, и ты не сидишь на диване, и из колонок, установленных в машине льется бодрый рок-н-ролл, а перед тобой стоит тот самый контейнер и ты точно знаешь, что внутри него сидит какая-то неведомая хрень, а напротив тебя стоит британский суперагент с пушкой, как раз для таких вот случаев разработанной, и этот суперагент сейчас с твоего же молчаливого согласия этот контейнер откроет. И вроде бы и надо закричать самому себе: «не трогай крышку, идиот!», а фиг-то там.
Придется открывать.
И если бы ты был в фильме ужасов, то ясное дело, что ничем хорошим это бы для тебя не кончилось. А в реальной жизни можешь и проскочить, на это вся и надежда.
А что делать, если не открывать? В кусты бросить? А вдруг выберется? В океан? А вдруг выплывет? Сталелитейный завод или вулкан решили бы эту проблему наверняка, только вот, как назло, нет под рукой ни вулкана, ни сталелитейного завода. Глушь, провинция, заборы, коровники.
В общем, Гарри откинул крышку переносного холодильника и оно прыгнуло. Если быть совсем точным, то оно даже не прыгнуло, а попыталось полететь. Только низенько-низенько, как крокодил.
Это была уже не рука, но еще не птица. Какая-то хрень с пальцами, крыльями и аэродинамикой, как у кирпича. Она взмыла метра на полтора в воздух и понеслась от нас в сторону городка, который мы только что проехали.
Ну, как понеслась… Подъемной силы крыльев этой штуковине не хватало, поэтому она постоянно проваливалась чуть ли не до раздолбанного асфальта, кожистые крылья махали в воздухе, как бешеные, а общая скорость хрени не сделала бы чести даже накачанной стероидами улитке.
Это было настолько сюрреалистическое зрелище, что даже я, за последние недели повидавший всякого и разного, половину чего я хотел бы забыть, а вторую — просто развидеть, обалдел и выпал в осадок. И если бы ружье было у меня в руках, эта штука могла бы запросто и улететь.
По счастью, ружье было в руках у Гарри Бордена, а тот если и удивлялся, стрелять это ему не мешало. Он жахнул из своего обреза и сбил неведомую хрень влет.
Убойной силы у обреза хватало с избытком, так что хрень просто разорвало на части и она пролилась на землю дождем дымящихся фрагментов.
— Отличный выстрел, Вильгельм, — констатировал я. — Но если у тебя будет сын, а у него будет яблоко, я бы посоветовал тебе использовать какую-нибудь другую хреновину.
— Когда у меня будет сын с яблоком, я твоим советом непременно воспользуюсь, — сказал Гарри. — А теперь лучше объясни мне, что я только что подстрелил?
— Сейчас точно уже не скажешь. Но если мне начнут сниться кошмары, то эта штука там точно будет присутствовать.
Гарри Борден, вероятно, был последним бойскаутом этого мира. Снова порывшись в багажнике, он нашел там две пары плотных рабочих перчаток, и мы собрали дымящиеся ошметки с дороги. Затем при помощи саперной лопаты, опять таки обнаружившейся в багаже английского спецагента, мы выкопали небольшую ямку, куда эти ошметки и свалили.
И потом Гарри Борден жахнул по ним еще раз. Теперь разлет фрагментов конечности Дока оказался невелик, да и самих фрагментов стало заметно меньше. Мы снова сложили их в изрядно углубившуюся яму и Гарри выстрелил в третий раз.
— Пять патронов, — констатировал я.
— Экономия здесь неуместна, — сказал он.
— Пока за это транжирство платит ваша королева, я спорить не буду.
Убедившись, что в яме больше ничего не шевелится, не пытается улететь, уползти или прокопать подземный ход, Гарри забросал ее землей.
— Саркофаг бы еще возвести, — заметил я. — У тебя там, случаем, цемента нет?
— Цемента нет, — сказал Гарри. — Есть пластид.
— Мне кажется, это уже лишнее.
Борден пожал плечами. Дескать, как знаешь.
Мы побросали инвентарь в машину и продолжили путь.
Израиль пал под натиском пустыни.
Ракетные удары по сопредельным территориям и вынесенные Советом Безопасности ООН резолюции не возымели никакого эффекта, американский авианосец подобрал немногих выживших и отчалил оттуда подобру-поздорову. Редкие залитые на ютуб кадры слишком живо напоминали мне Дубай, так что смотреть их было не особо приятно.
Арабские страны праздновали победу, кто тайно, а кто и открыто, ничего не стесняясь.