— Потому что лаборатории уничтожены полностью, а документация — процентов на восемьдесят, — сказал Док. — Технологии утеряны, и чтобы их повторить, нам потребуются средства, которые нам уже никто не даст, и мозги, которые, возможно, еще не родились. И да, я просчитывал возможность создания того, что ты называешь противоядием. Предоставь нам все необходимые ресурсы и лет за десять-пятнадцать, учитывая, что все придется разрабатывать с ноля, мы смогли бы его создать.
— Но вы даже не пытаетесь, не так ли?
— Не пытаемся, — подтвердил он. — Потому что, создай мы такое средство, то после его применения эпидемия повторится почти со стопроцентной вероятностью. И в лучшем случае наше лекарство от лекарства убьет еще два с половиной миллиарда человек.
— А в худшем? — поинтересовался я, хотя уже догадывался, какой будет ответ.
И Док меня не разочаровал.
— Вообще всех, — сказал он.
Глава 27
Ситуация была сложная.
С одной стороны, у меня в наличии имелась кнопка «убить всех», и я чувствовал, что ради спасения наших с Борденом жизней вскоре мне придется ею воспользоваться, чему генерал Шэн будет несказанно рад.
С другой стороны, если я ей воспользуюсь, то второй аспект точно не сработает и вопрос его прокачки станет еще более туманным.
Опять же, я мог убить только всех в поле видимости, и хотя оно у меня было достаточно большим, на две другие военные базы, отбитые некстами у правительства, оно явно не распространялось.
И значит, я не выиграю ничего, кроме времени.
Борден подполз ко мне поближе.
— Если ты вдруг этого не заметил, части танка мы лишились, — сказал он. — Одна случайная граната, залетевшая внутрь, и нас со стенок можно будет смывать.
— Я заметил, — сказал я.
— И какой у тебя план?
Я изложил.
— Хороший план, — одобрил Борден. — Мне нравится. Напоминает последние кадры из бессмертного фильма «Бутч Кэссиди и Санденс Кид».
— Надеюсь, у нас финал будет оптимистичнее, — сказал я.
Мы велели оставшемуся в живых запасному китайцу забиться как можно глубже и сидеть тихо, а сами полезли наружу.
— Значит, отменить ничего нельзя? — уточнил я.
Док покачал головой.
— Фарш невозможно провернуть назад, — сказал он. — Мир изменился, теперь приходится играть по другим правилам, нравится тебе это или нет.
— Ну, тебе-то нравится, — заметил я. — Ты-то раньше сам кем был? Лаборантом? Пробирки мыл, огонь под ретортами поддерживал, пыль с сушеного крокодила вытирал. А сейчас ты прямо герой в маске, адский мститель и карающий меч равновесия.
— А ты прямо страдаешь от своей инаковости, — ухмыльнулся он. — Ночами не спишь, все думаешь, имеешь ли ты право своими скиллами пользоваться и не тварь ли ты дрожащая. Забей, Джокер, это все временно. Ты на вершине пищевой цепочки все равно не удержишься.
— А ты?
— А я — вне цепочки, если ты этого еще не понял, — сказал он. — Стою в сторонке с дробовиком и слабые звенья отстреливаю.
— Мушку спилил уже?
— Боюсь, наша беседа становится неконструктивной, — сказал он. — У тебя есть еще какие-то вопросы по существу, или нам пора попрощаться, возможно, навсегда?
— Есть, — сказал я. — Как это вообще работает?
— А ты еще не понял? После всех намеков, после всех моих объяснений? Не разочаровывай меня, Джокер. Ты ведь не настолько туп, каким иногда хочешь казаться.
— Но где вы взяли технологию? — спросил я. — Она и сейчас-то кажется фантастикой, и не так, чтобы слишком научной, а уж двадцать с лишним лет назад…
— Боюсь, этого мы уже никогда не узнаем, — сказал Док. — Может быть, на корпорацию «Феникс» работал гений, намного опередивший свое время, может быть, они использовали технологию с разбитого корабля пришельцев, найденного на обратной стороне Луны. Я уже говорил, я не был в числе ведущих специалистов, мне никто ничего не рассказывал.
— А был прецедент? С кораблем пришельцев, я имею в виду.
— Не знаю, — сказал Док. — Я ничего такого не слышал.
— Почему у меня опять ощущение, что ты навешал мне на уши очередную порцию лапши?
— Потому что ты мнительный социопат и никому не веришь, — сказал Док. — Посмотри на меня. Я — не злодейский злодей, мечтающий поработить человечество или сделать ему какую-то гадость. Я и спасать-то его не очень хочу, если честно. Я всего лишь пытаюсь исправить ошибку, которую помог совершить когда-то очень давно.