— Мы еще вернемся к этому вопросу, — пообещал он.
— Начинается, — сказал я. — Держите их в темноте, кормите их дерьмом. Что-то мне поднадоело выступать в роли гриба.
— Простите. Вопросы национальной безопасности…
— В гробу я видел вашу национальную безопасность, — сказал я.
— Давайте сбросим обороты, — предложил он. — Как вы смотрите на то, чтобы подняться наверх? Выпить чаю или чего-нибудь покрепче, сидя в саду?
— Нормально смотрю, — сказал я. — А вам можно пить при исполнении?
— Мне все можно, — сказал он. — У меня даже лицензия на убийство есть.
Мы расположились в саду.
Это был такой классический английский сад с газоном, который поливали и стригли уже триста лет, с засыпанными белым гравием дорожками и раскидистыми деревьями, в тени которых стоял небольшой столик с чаем и чем-нибудь покрепче. Впрочем, мы оба пили чай.
Место была выбрано стратегически верно. Четырехэтажное здание красного кирпича, в котором сидели целившиеся в меня снайперы, было почти полностью скрыто густой кроной, и это настраивало меня на мирный лад.
Птички, опять же, пели. Хотя и не удивлюсь, если окажется, что это запись, которую включили, чтобы усыпить мою бдительность.
— В вашей истории много белых пятен, — сказал Гарри Борден, впиваясь белоснежными зубами в кекс. — Кое-что мы проверили, кое-что нельзя проверить в принципе, а кое в чем мы сомневаемся до сих пор. Москва подтвердила гибель полковника Вашутина, однако, вашу гибель они тоже подтвердили.
Забавно, что только здесь, в Англии, я узнал настоящую фамилию Безопасника и его звание. Может, мне и дома бы об этом рассказали, конечно, если бы я настойчиво спрашивал, но я ведь не спрашивал. Это было знание из разряда академических. Они есть, но ни на что не влияют.
— Я видел то, что видел, — сказал я. — Сами решайте, как это интерпретировать. А есть кто-то, чью гибель Москва не подтвердила?
— Нет, — сказал он. — Официально вся ваша группа числится мертвой.
Это печально.
Значит ли это, что Стеклорез там и не сумел выбраться? Или сумел, и Москва врет, или он таки попал к американцам и сейчас попивает чай где-нибудь в Лэнгли? Возможно, я уже никогда этого не узнаю.
— Вы знаете, что своими действиями, возможно спасли город? — спросил он. — Если бы вы не остановили Ветер Джихада, неизвестно, насколько далеко все могло бы зайти.
— К черту орден, — сказал я. — Нельзя ли взять деньгами?
— Обратитесь к эмиру. Наверняка он будет щедр.
— Это ж опять в такую даль тащиться, — вздохнул я. — Черт с ним, не жил богато, и, видимо, уже и не буду. Сколько я уже здесь у вас… гощу?
— Шесть дней.
— Да ну? Мне казалось, больше.
— Так бывает, — сказал он.
— Как вы вывезли меня из страны?
— Дипломатической почтой.
— В чемодане, что ли?
— Почти.
— А начет того вопроса, к которому мы еще вернемся?
— Мы к нему обязательно вернемся, — пообещал он. — Неужели, после стольких дней изоляции, вас больше ничего не интересует?
— Меня много чего интересует, — сказал я. — Но, судя по тому, что мы мирно пьем чай в саду, а не пожираем сырые мозги в радиоактивных катакомбах, мир таки еще не рухнул в пучину бедствий.
Чашка была фарфоровая и очень тонкая. Бабушкин сервиз он сюда выкатил, что ли? А вот сам чай оказался так себе. Как будто они пакетик «липтона» в чайник засунули.
— Не рухнул, — сказал Гарри Борден. — Но тенденции неприятные.
— Например?
Тут он и показал мне фотографию Кракена. На экране планшета красовался здоровенный трехметровый мужик, черный, покрытый чешуей, и из спины у него росли щупальца. Числом шесть.
Выглядел он внушающе, и внушил отнюдь не желание устроить с ним сеанс обнимашек.
— Гаити, позавчера, — сказал Гарри.
— Первая бодимодификация? — спросил я.
— Не первая. Но самая пугающая.
— А кто был первым?
— Вот, — он перелистнул страницу и показал мне фотографию типичной японской школьницы. Короткая юбочка, белые носочки, белоснежные крылья, торчащие из-под белоснежной блузки.
— Ня, — сказал я. — Летать может?
— Нет, подъемной силы не хватает, — сказал Гарри. — Но выглядит красиво. Текущий номер один в инстаграмме.
— Мир будет лететь к черту, а они все равно будут выкладывать красивые фоточки, — сказал я.
— Таковы люди.
— Еще и видео на ютуб запилят.
— Знаете, сколько на ютубе видео из Дубая?
— Много? — попробовал угадать я.
— Много, — подтвердил он. — Кто-то даже умудрился заснять красивый прыжок полковника Вашутина в окно. Как он это делал, кстати?
— Не знаю.
— Вы так и не получили его скилл?
— Нет.
— А сказали бы, если бы получили?
— Не знаю, — сказал я. — Что толку говорить об этом?
— Мне просто любопытно, — сказал Гарри. — Ведь вы провели рядом с ним довольно много времени, наблюдали и в мирной жизни, и в бою. Что же пошло не так?
— Понятия не имею, — сказал я. — Я не знаю, как это работает. Чьи-то скиллы я могу использовать почти сразу, чьи-то не даются мне вовсе. Скилл Суховея, например. Значит, крылья у этой тян чисто декоративные?
— Да. Тем не менее, они настоящие. Ее плоть и кровь.
— А щупальца у того мужика?
— К сожалению, они вполне функциональны. Он хватает свою жертву и присосками выпивает у нее всю кровь. От этого он становится сильнее.
— Как вы это определили?
— Он растет. За последние три дня вырос на полметра, если нам лазерные дальномеры не врут.
— Чем он еще занимается, помимо того, что пьет кровь и растет?
— Формирует собственную армию, — сказал Гарри. — Люди из трущоб видят в нем воплощение какого-то местного божка и делают все, что он им говорит. Думаю, смена политического строя не за горами.
— И что вы собираетесь по этому поводу предпринять?
— Ничего, — сказал он. — Гаити вне сферы наших интересах, а подобные вещи скоро начнут происходить повсюду. Мы не ЦРУ, у нас нет ни их амбиций, ни их бюджетов, так что большей частью мы только наблюдаем, — он снова листнул пальцем и изображение на планшете сменилось. Совершенно непримечательный тип, ни щупалец, ни крыльев, ни рогов. Внешность совершенно незапоминающаяся, такой может быть и водопроводчиком, и миллионером. — Знаете его?
— Нет.
— А должны бы. По нашим сведениям, это и есть тот человек, которого вы называете Доком. Глава и основатель, по вашим опять же словам, Лиги Равновесия.
— Вообще не похож.
— Значит, человек в баре выглядел, как местный?
— Как самый, что ни есть, местный.
— И вы ему поверили?
— Если не верить случайным людям в баре, кому вообще можно верить? — спросил я. — Он сказал, что может изменять внешность, потом показывал всякие фокусы и отращивал когти, так что да, я склонен доверять его словам. Я даже не уверен, что Док — это не вы.
— Я — не он.
— Доказать можете?
— Как? Как такое вообще можно доказать? Посмотрите на меня своим «тактическим зрением», — услышав придуманный мной термин со стороны, я внезапно осознал, насколько глупо он звучал. — Я вообще не некстмен.
— Это ничего не доказывает, — сказал я. Конечно, я смотрел на него и так, и эдак, и он вроде бы не был некстом. — Может быть, у вас глушитель сканеров в кармане.
— Кстати, об этом устройстве…
— С собой в Эмираты я его не брал, — сказал я.
— И кому вы его доверили?
— Человеку с большим дробовиком.
— Довольно опрометчиво.
— У меня не такой уж большой круг знакомых.
— Я имел в виду, довольно опрометчиво нам это рассказывать, — сказал он. — Думаете, у нас нет своих людей в Москве?
— Довольно опрометчиво напоминать мне об этом в момент шаткого равновесия, — сказал я.
— Могу я говорить напрямик?
— Валяйте.
— Мы думаем, что вы лжете, — сказал он. — В целом ваша история правдива, но вы лжете в мелочах. Где-то просто недоговариваете, где-то сознательно выдаете ложную информацию.