— Ну так вот, — сказал Комар, — я тебя не обманываю. Ступай туда и спроси миссис Майкл Келли, а если такой не найдешь, я на тебе женюсь завтра утром до завтрака.
Грэйс по-прежнему смотрела на клочок бумаги невидящими глазами. Комару показалось, что целый век прошел, прежде чем она заговорила.
— Ты мне врал все это время.
— А ты меня и не спрашивала, женат я или нет. Да и какая тебе к черту разница? Свою долю ты ведь получила?
Он направился к выходу.
— У меня свидание с Гаррисом и с его женой.
— Я тоже с тобой пойду. Теперь ты от меня не отделаешься.
— Отделаюсь, — равнодушно ответил Комар. — Я завтра уеду из города, а ты останешься здесь. А если я узнаю, что ты зря болтаешь языком, я тебя упрячу в больницу, там тебе заткнут глотку. Завтра утром можешь забирать свое барахло, и еще я тебе, так и быть, выделю сотнягу. Но больше чтобы я тебя не видел. И не вздумай сейчас шуметь, а то придется мне прибавить еще один нокаут к своему списку.
Вернувшись вечером, Грэйс узнала, что Комар и Гаррисы переехали в другой отель. А на следующий вечер, когда Комар уезжал из города, он опять был без менеджера, а мистер Гаррис — без жены.
За три дня до десятираундового матча Келли с молодым Милтоном в Нью-Йорке редактор спортивного отдела газеты «Ньюс» поручил Джо Моргану написать о чемпионе две-три тысячи слов для иллюстрированного воскресного выпуска.
В пятницу Джо Морган зашел в тренировочный зал. Комар, как ему сообщали, делал пробежку, зато его менеджер, Уолли Адамс, был налицо и в полной готовности дать какие угодно сведения о величайшем боксере нашего времени.
— Давайте, что у вас имеется — сказал Джо, — а потом уж я попробую что-нибудь из этого сделать.
Уолли перевел свою фантазию на третью скорость.
— Сущий младенец, вот он что такое, совсем еще мальчуган. Понятно? Знать не знает, что такое дурные привычки. Спиртного в рот не берет. От одного запаха сивухи захворал бы. Благодаря воздержанной жизни и сделался тем, что он есть. Понятно? И при этом скромен и застенчив, как девочка. Такой тихий, просто воды не замутит. И говорить о себе ни за что не станет, для него легче, кажется, в тюрьму сесть. Его ничего не стоит вогнать в форму, потому что он всегда в порядке. Одна только беда с ним — его никак не заставишь бить этих недоносков, с которыми его выпускают на ринг. Боится, как бы не изуродовать человека. Понятно? Оттого он так и рвется в драку с Милтоном, что слышал, будто Милтон ему по плечу. На этот раз Комару, может, удастся развернуться хоть немножко. А то в последних двух матчах он все время только и делал, что держал себя в руках, боялся, как бы не убить кого. Понятно?
— Он женат? — спросил Джо.
— Ну, еще бы не женат, поглядели бы вы, как скучает по своим ребятишкам. Его семья проводит лето в Канаде, и он прямо рвется к ним. Жена да ребятишки для него дороже всех денег в мире. Понятно?
— Сколько у него детей?
— Не помню, четверо или пятеро, кажется. Все мальчики, и все — вылитый папа.
— А его отец жив?
— Нет, старик умер, когда Комар был еще мальчишкой. Зато имеется мать, замечательная старуха, и младший братишка, там, в Чикаго. Про них он первым долгом вспоминает после каждого матча, про них и про жену с детишками. Посылает старухе тысячу долларов после каждого матча. Собирается купить ей новый дом, как только получит деньги за эту встречу.
— А как его брат? Тоже будет боксером?
— Обязательно. Комар говорит, что ему еще двадцати лет не минет, как он будет чемпионом. У них вся семья боксеры, честные, прямые люди, золото, а не народ. Понятно? Один тип в Милуоки — не хочу называть фамилии — предлагал как-то Комару хорошие денежки за то, чтобы он ему поддался, и Комар так его отделал еще до матча, что он в тот вечер не смог выйти на ринг. Вот он какой. Понятно?
Джо Морган слонялся по залу, пока не вернулся Комар со своими тренерами.
— Это репортер из «Ньюс», — сказал Уолли, представляя журналиста. — Я ему рассказал всю твою семейную историю.
— Подходящий материал он вам дал? — спросил Комар.
— Да, он, что называется, историограф, — сказал Джо.
— Ну-ну, не выражайтесь, — с улыбкой сказал Уолли. — Позвоните нам, если еще что понадобится. А в понедельник вечером глядите в оба. Понятно?
Очерк в воскресном номере «Ньюс» прочли тысячи любителей спорта. Он был отлично написан и вызывал неподдельную симпатию к личности боксера. Мелкие ошибки, допущенные в жизнеописании Комара, не вызвали протестующих писем в редакцию. Хотя их заметили кроме Уолли Адамса и самого Келли трое читателей. Эти трое были Грэйс, Томми Гэйли и Джером Гаррис. Но замечания, которые они высказали, не годились для печати.