Комар направился к парадной двери. Калека, схватив костыль, с трудом поднялся на ноги и, все еще всхлипывая, заковылял за братом. Тот услышал его и остановился.
— Лучше не ходи за мной, слышишь? — сказал он.
— Отдай мои деньги, — хныкал Конни.
— Я вот дам тебе сейчас! — сказал Комар. Подняв кулак с зажатою в нем монетой, он изо всей силы хватил Конни по зубам. Конни повалился на пол, костыль с глухим стуком упал на него. Комар остановился над распростертым телом брата.
— Хватит с тебя, что ли? — спросил он. — Или еще подбавить?
И он пнул его в искалеченную ногу.
— Ну, теперь не побежишь, — сказал он.
Ответа не было. Комар посмотрел на лежащего брата, потом на монету в своей руке и, насвистывая, вышел на улицу.
Через час миссис Келли, вернувшись домой из паровой прачечной Фолкнера, где она работала, услышала стоны и нашла Конни на полу. Опустившись на колени, она несколько раз позвала его. Потом, бледная как смерть, поднялась на ноги и выбежала из дома.
Доктор Райен вышел из квартиры Келли уже в сумерках и направился к Хелстед-стрит. Миссис Доргэн, стоявшая у своих ворот, окликнула его.
— Кто у них болен, доктор? — спросила она.
— Бедняга Конни, — ответил тот. — Он упал и сильно расшибся.
— Как же это случилось?
— Не могу сказать наверно, Маргарет, но думаю, что его кто-то избил.
— Избил! — воскликнула миссис Доргэн. — Да кто же это?
— А того, другого, вы не видели?
— Майкла? С утра не видела. Да неужто вы думаете…
— По-моему без него тут не обошлось, Маргарет, — сказал доктор сумрачно. — Губы у мальчика разбиты в кровь, и на ноге кровоподтеки. Не сам же он себя избил. Мне кажется, Элен подозревает того, другого.
— Господи помилуй — сказала миссис Доргэн. — Сбегаю посмотрю, не надо ли ей помочь.
— Вот и отлично, — сказал доктор Райен и зашагал дальше по улице.
Около полуночи, когда Комар вернулся домой, мать сидела у постели Конни. Она даже не взглянула на него.
— Ну, в чем дело? — спросил Комар.
Мать не ответила. Комар повторил вопрос.
— Майкл, ты знаешь, в чем дело, — наконец сказала она.
— Ничего я не знаю, — ответил Комар.
— Не ври, Майкл! Что ты сделал с братом?
— Ничего.
— Ты его ударил!
— Ну и ударил. Что ж тут такого? Не в первый раз.
Крепко сжав губы, бледная как мел Элен встала с кресла и направилась прямо к нему. Комар отступил к двери.
— Отстань, мать… Я не хочу драться с бабой.
Она подходила к нему, тяжело дыша.
— Лучше не подходи, мать, — предостерег он.
Завязалась короткая борьба, и мать Комара очутилась на полу.
— Ладно, ничего тебе не сделается. Твое счастье, что я промахнулся. Говорил тебе — не подходи.
— Бог тебе судья, Майкл.
Майкл разыскал Хэппи Коллинза за картами в баре Ройэл.
— Выйди-ка на минуту — сказал он.
Хэп вышел за ним на улицу.
— Я уезжаю на время, — сказал Комар.
— А что случилось?
— Ну, дома не поладили малость. Мальчишка спер у меня полдоллара, а когда я хотел отобрать, хватил меня костылем. Ну, я его и стукнул. А старуха бросилась на меня со стулом, я отнял стул, а она и упала.
— Конни что, очень плох?
— Да нет, ничего.
— Так чего же ты удираешь?
— Кой черт говорит, что я удираю? Просто надоели придирки до смерти, вот и все. Хочу уехать на время, так вот деньги нужны.
— У меня всего шесть монет, — сказал Хэппи.
— Что, не идет карта? Ну все равно выкладывай!
Хэппи выложил деньги.
— Напрасно ты ударил мальчишку, — сказал он.
— Тебя не спрашивают, — огрызнулся Комар. — Не учи меня жить, а то и сам получишь. Ну, я пошел.
— Ступай на все четыре стороны, — отозвался Хэппи, но только тогда, когда Келли уже не мог его услышать.
Ранним утром на следующий день Комар сел на поезд в Милуоки. Билета у него не было, но никто этим не поинтересовался. Поезд был товарный, и кондуктор всю дорогу не выходил из служебного вагона.
Прошло полгода. Комар вышел из артистического подъезда спортивного клуба «Стар» и направился в бар Дьюэна, за два квартала от клуба. В кармане у него было двенадцать долларов — он уложил некоего Демона Демпси на шестом раунде предварительной схватки.
Это было первое профессиональное выступление Комара на поприще единственно достойного мужчины искусства. А двенадцать долларов были первым его заработком за много недель.
По дороге к Дьюэну ему нужно было пройти мимо бара Нимана. Он надвинул кепку на глаза и прибавил шагу. За стойкой у Нимана стоял простоватый бармен, который целые десять дней поил его в долг и позволял опустошать блюда с закуской, поверив ему на слово, что он расплатится, как только получит за «предварительную».
Комар вошел к Дьюэну и разбудил дремавшего бармена, постучав серебряным долларом о стойку.
— Налейте-ка стаканчик, — попросил Комар.
Стаканчики следовали один за другим. Вскоре из клуба повалила публика. Кое-кто из болельщиков составил компанию Комару. Молодой человек лет двадцати с небольшим, стоявший рядом с Келли, после некоторых колебаний набрался смелости и заговорил с ним.
— Вы участвовали в первой схватке? — отважился он спросить.
— Да, — ответил Комар.
— Моя фамилия Герш, — сказал его собеседник.
Комар принял это сенсационное сообщение вполне спокойно.
— Не хочу навязываться, — продолжал мистер Герш, — но с удовольствием угостил бы вас.
— Ладно, — сказал Комар, — только смотрите, не через край.
Мистер Герш расхохотался во все горло и кивнул бармену.
— А вы-таки задали трепку этому итальяшке, — сказал мистер Герш, когда стаканы были налиты. — Я думал, вы его убьете.
— И убил бы, если бы не остановился вовремя, — ответил Комар. — Я кого угодно уложу.
— Удар у вас что надо, — почтительно заметил собеседник.
— Ничего себе удар, — сказал Келли. — Мул так не лягнет, кал я ударю. Заметили вы, какие у меня бицепсы?
— Заметил ли? Еще бы не заметить, — ответил Герш. — Я даже сказал своему соседу «Поглядите, говорю, какие у него мускулы! Не удивительно, говорю, что у него такой удар!»
— Если уж двину кого, так прощай навек, милашка, — сказал Комар. — Кого угодно уложу.
Словесное избиение продолжалось до самого закрытия бара. На прощание Комар и его новый приятель пожали друг другу руки и условились встретиться завтра вечером.
Целую неделю друзья почти не разлучались. Роль Герша заключалась в том, чтобы выслушивать скромные признания Комара и платить за выпивку. Но наконец настал такой вечер, когда Герш с сожалением объявил, что ему надо идти домой ужинать.
— У меня свидание в восемь часов, — доверился он Комару. — Я мог бы еще побыть, только надо привести себя в порядок и переодеться в выходной костюм, — она самая хорошенькая штучка во всем Милуоки.
— А нельзя ли устроиться вчетвером? — спросил Комар.
— Не знаю, кого бы пригласить, — ответил Герш. — Хотя погоди. У меня есть сестра, если она не занята, тогда все в порядке. Она тоже ничего себе.
Вот как случилось, что Комар с Эммой Герш и брат Эммы с самой хорошенькой штучкой во всем Милуоки отправились к Уоллу и танцевали там до поздней ночи. Келли все время танцевал с Эммой, потому что Лу Герш был все же не до такой степени пьян, чтобы танцевать с родной сестрой, хотя каждый коротенький уанстеп, по-видимому, возбуждал в нем сильнейшую жажду.
На следующий день, без гроша в кармане, невзирая на феноменальное умение заставлять расплачиваться других, Келли разыскал клубного менеджера дока Хэммона и попросил, чтобы его записали на следующий матч.
— Вы могли бы выступить против Трэси в следующем матче, — сказал док.
— А что я на этом заработаю? — спросил Комар.
— Двадцать долларов, если побьете его, — сказал док.
— Где же у вас совесть, — запротестовал Комар. — Плох разве я был в тот раз?
— Я этого не говорю. А все-таки до Фредди Уэлша вам далеко.
— Не боюсь я вашего Фредди, да и остальных не боюсь, — сказал Комар.
— Это ваше дело, мы платим боксерам не за ширину грудной клетки, — сказал док. — Я вам предлагаю матч с Трэси. Хотите — соглашайтесь, хотите — нет.