Притчард почтительно поклонился.
— Если я поймаю рыбу весом в три фунта, — сказал он, — в воспоминаниях не будет нужды — ведь я всегда буду рядом с вами.
— Зачем так серьезно об этом говорить? Повторенная шутка перестает быть смешной…
Англичанин смутился.
— Извините, — вздохнул он, — я не знал, что в Америке принято заключать пари, а потом сводить все к шуткам. Что ж… Но я-то думал, что это настоящее пари, а это, оказывается, была милая болтовня.
Гей вспыхнула.
— Не смейте ругать Америку! — зло выпалила она. — Да, мы с вами держим пари. Все серьезно. Я от своего обещания не отказываюсь. Если вы поймаете трехфунтовую рыбу, я стану вашей женой. И уж тогда вы у меня потанцуете!
— Ну конечно! — мягко сказал Притчард. — Разумеется, я буду танцевать, если мы с вами поженимся. От горя человек плачет, а от радости танцует. Это так естественно.
Он поднял взор к тихим небесам и очень серьезно проговорил:
— Господи! Услышь молитву уповающего на тебя грешника! Пошли мне сегодня гольца — сальмо фонтиналис — весом чуть больше трех фунтов! Прошу тебя. Господи, помоги мне — ради красоты этого лучшего из миров.
Если бы Гей уловила в его голосе или выражении лица хоть малейшую несерьезность, она бы захохотала. Но глядя на него, она едва не расплакалась, и у нее учащенно забилось сердце.
Между тем мистер Притчард, оставив сантименты, осторожно извлек из чехла толстое бамбуковое удилище.
Познания Гей о рыбной ловле как науке сводились к следующим заповедям: знай, где ловить, и выбирай самую легкую удочку. То удилище, с которым она ходила ловить форелей, весило две с половиной унции (без катушки). По сравнению с ним удилище Притчарда казалось тяжелым и грубым: оно весило шесть унций.
— Это что — на лосося? — язвительно спросила Гей.
— Случалось, ловил и лососей. Это вообще замечательное удилище. У вас, думаю, не хватит сил его сломать.
— А у бедных рыбок и подавно не хватит…
— Ну а вот про это что вы скажете? — И он показал ей «вожак» — футов девять голубоватой «кишечной струны». По толщине леска эта казалась чем-то средним между паутиной и человеческим волосом. Восхищение Гей вспыхнуло с новой силой. И все же она заметила:
— Да, но уж очень тонкая… Такая и блесну не удержит!
— Посмотрим. Смею надеяться, что она удержит очень крупного гольца.
Он отмотал восемьдесят или девяносто футов лески и стал смазывать ее чем-то белым.
— Что это такое? — поинтересовалась Гей.
— Жир марала.
— Зачем?
— Чтобы леска плавала на поверхности. Ведь мы будем ловить на искусственную мушку.
Гей обратила внимание, что на одном конце леска была тоньше, а на другом — толще и спросила, зачем это нужно.
— Так легче закидывать, — объяснил Притчард, — особенно на ветру.
Он смотал леску, соединил ее с «вожаком», а на тонком конце «вожака» закрепил конструкцию из перьев и крохотного крючка с отобранной ими наживкой.
— Удить будем с берега или с лодки? — спросила Гей.
— С берега.
— Но с этого берега вам до того места не достать!
— Вообще-то я рассчитал расстояние… И возьмите, пожалуйста, сачок — поможете мне в случае чего.
Гей подхватила сачок и последовала за Притчардом. Они тихо приблизились к воде. Но едва взглянув в бинокль, Притчард выпрямился и обернулся к своей спутнице. На нем лица не было.
— Все! — громко сказал он. — Она наелась. Она уже не пасется.
Гей громко рассмеялась:
— Значит, на сегодня рыбалка окончена? А я-то думала, вы продержите меня здесь до полуночи. Вы, оказывается, милосердны.
— Спасибо, — сказал Притчард. — Но если вы полагаете, что на сегодня все кончено, то вы не знаете, на что способен человек, привыкший ловить на искусственную мушку. Мы слишком поздно начали. Большинство рыб, как видите, уже кончило пастись. Часа в три они снова примутся за еду. Наша приятельница появится чуть позже остальных, ведь она съела больше всех. И потом, она уже немолода и пищеварение у нее теперь происходит не так молниеносно, как когда-то. Сейчас она сладко спит и видит сны о своей молодости — о тех золотых деньках, когда голец был форелью.
— Нет, — вздохнула Гей, — все же вы жестоки. Вы все время надо мной смеетесь. И неужели мы будем сидеть здесь до трех или четырех часов — пока ее королевское величество не проснется и не соблаговолит перекусить?
— Нет, — ответил Притчард, — хотя ради того, чтобы поймать эту рыбу, я готов и не на такое.
— Ну что ж, преклоните колени перед удочкой, как рыцарь перед своим оружием.
— А наутро — встать с колен и ринуться в бой за свою даму… С радостью поступил бы так, но это, увы, не поможет мне поймать рыбу.
Он осторожно пристроил удочку на двух кустах и добавил:
— Что нам теперь нужно, так это хороший ленч! Я слышал, что вы, американцы, умеете в мгновение ока предоставить усталому путнику все, в чем он нуждается.
— Теперь вы бросаете мне вызов?
— Отнюдь нет. Я ничуть не сомневаюсь в вашем кулинарном таланте.
Их взгляды встретились, и некоторое время они смотрели друг другу в глаза.
— Ладно, — согласилась Гей, — сделаю что могу. В лодке есть холодный ленч, но пусть уж путник немного посидит у костра и посмотрит, как греется его еда. Пошли!
Они сели в лодку, и Гей взялась за весла. Покинув устье ручья, они проплыли около двух миль по озеру. Гей очень хотелось показать гостю свои способности. Со всей энергией юности она налегала на весла, и лодочка стрелой летела вперед. Щеки Гей пылали, она улыбалась, но в глубине души все же побаивалась. Нет, еду-то она взяла, это точно, и топорик здесь — вон он поблескивает под сиденьем. Соль и перец тоже должны быть — Мэри об этом, конечно позаботилась. Но есть ли в кармане куртки коробок спичек? Разумеется, Гей могла бы оставить весла и проверить, но тогда англичанин решил бы, что она устала. Если же, когда они сойдут на берег, обнаружится, что спичек нет, он умрет со смеха: она, считавшая себя «идеальной проводницей», забыла взять спички!
Они плыли вдоль лесистого берега. Гей — свернула в небольшой заливчик, быстро причалила и, не дав Притчарду опомниться, вытащила лодку из воды. Потом «идеальная проводница» захохотала, но не пожелала объяснить причину своего смеха. Дело же было вот в чем: в правом кармане куртки она обнаружила два коробка спичек, а в левом — три коробка.
— Нет, это моя работа, — с этими словами она отстранила Притчарда, легко подняла лодку и отнесла ее в лес, где уложила на мох возле узкой тропинки. Затем Гей перекинула через плечо пакет с едой и взяла топорик.
— Что, мне совсем ничего не надо делать? — спросил Притчард.
— Нет, конечно, ведь вы же усталый путник. Нужно было бы, наверно, и вас донести до места, но для меня вы тяжеловаты. Дойдете сами? Тут недалеко.
Они направились вверх по крутой и каменистой тропинке, шедшей между соснами, которые наглядно свидетельствовали об успехах современного лесоводства. Пройдя около четверти мили, они вышли на открытое место, которое было усеяно каменными глыбами, согретыми полуденным солнцем. Между глыбами журчал ручеек, а у подножия одной из них виднелись следы костра (трещина в глыбе использовалась, очевидно, как дымовая труба).
— Ждите меня здесь, — распорядилась Гей.
Она углубилась в лес, поработала топориком и вскоре вернулась с огромной охапкой хвои — ветвей бальзамической пихты. Ветви эти она разбросала по земле — получилось два огромных благоухающих ковра. Потом еще раз сходила в лес и принесла дров.
Притчард задумчиво наблюдал за действиями Гей и, словно к музыке, прислушивался к звонким ударам ее топорика. Он, конечно, заметил, как она взмокла.
Хотя солнце грело вовсю, жар костра был очень приятен. От горящих дров шел чудесный бальзамический запах. Гей, присев у огня, готовила еду. В котелке кипело и булькало. Запах кофе смешивался с бальзамическим ароматом. Пока Гей готовила ленч (продолжалось это недолго), они с Притчардом почти не разговаривали. Пару раз он предлагал свою помощь, но получил отказ.