Никто из них раньше не видел гоночную «восьмерку», а некоторые впервые в жизни оказались на берегу реки. Они впервые сели в «восьмерку» на первом курсе, и Лейден видел, как это было. По реке еще плыли льдины, а он смотрел на новоиспеченных гребцов, смотрел с гордостью и тревогой.
В тот год у Лейдена на «восьмерках» было целых две команды первокурсников, а университетский футбольный тренер жаловался, что этой весной у него недобор игроков. Лейден отпустил стипендиатов поиграть в футбол, но они вернулись к нему и сказали, что им больше нравится грести. «Ну что ж, пусть гребут», — подумал он. Команда первокурсников для участия в ежегодных соревнованиях в Поукипси была уже сформирована, и Лейден предложил стипендиатам стать новой, отдельной командой. Хотя уже тогда он понимал, к чему это может привести…
В спорте Лейден был не новичок, да и тренером работал не первый год, и поэтому знал, что рождение сильной команды (будь это хоть гребцы, хоть футболисты) — по большей части дело случая. Ни один тренер не научит спортсменов действовать как единое целое — без чего команда никогда не станет по-настоящему сильной. Тренер может развить такие способности — но лишь в том, кто хоть отчасти ими обладает.
И Лейден сразу понял, что восемь стипендиатов как раз и были тем единым целым, которое могло превратиться в сильную команду. И он со стыдом осознал, что стипендиаты, при всей своей неопытности, сильнее той команды первокурсников, которую он отправил в Поукипси. И даже после того как на соревнованиях в Поукипси та команда пришла к финишу второй, ненамного отстав от первой, он чувствовал, что поступил несправедливо. Гребля была для университета традиционным спортом, и (то ли в силу случайности, то ли по другим причинам) в команде, посылаемой на соревнования, всегда оказывались те студенты, для семей которых учеба в этом университете была давней традицией. «Неужели, — думал Лейден, — это повлияло и на мой выбор?»
Следующей весной, позволив стипендиатам остаться единой командой («юношеской университетской»), Лейден принялся за нелегкую работу — стал формировать новую университетскую команду для участия в соревнованиях в Поукипси. Составил он ее отчасти из членов прошлогодней университетской, отчасти из первокурсников. Команда получилась средняя, но с замечательным рулевым (старшекурсник Кип Грант). И члены ее происходили из семей, издавна связанных с университетом: Картерет, Грант, Морган, Фэрли… Команда один раз победила в тренировочных гонках на короткую дистанцию, потом дважды пришла второй, потом — последней.
И наконец Лейден заставил себя сделать то, что считал своим долгом. В один майский день он впервые устроил соревнование между университетской и юношеской университетской командами. И юношеская пришла к финишу первой, на метр опередив университетскую. Неделю спустя стипендиаты снова победили — с преимуществом в половину длины лодки (и это при том, что на середине дистанции они слегка сдали). А затем на дистанции в три мили они опередили университетскую на целых две длины.
У Лейдена не оставалось выбора. Он созвал университетскую и сказал: «Ну вот что, ребята. Юношеская вас побила. Если вы все же хотите выступать в Поукипси как университетская, то — пожалуйста, мешать не стану. Но я-то вас знаю, и сдается мне, что вы этого не захотите. И я предлагаю вам помериться силами с юношеской на дистанции в четыре мили — словно вы в Поукипси. И уж если они опять вас побьют, то пусть они и едут в Поукипси — как университетская сборная… Впрочем все зависит от вас, решайте, а завтра мне скажете».
Утром Джим Фэрли, их капитан, пришел к Лейдену и с серьезным видом заявил, что они поедут в Поукипси лишь в том случае, если победят юношескую. И они снова уступили в состязание с юношеской, возглавляемой капитаном Коваликом, и снова ей проиграли, отстав на целых три длины.
Теперь стипендиатам нужен был хороший рулевой, и Лейден предложил Кипу Гранту пересесть в их лодку. Кип согласился, хотя был не в восторге от этой идеи, да и сами стипендиаты пришлись ему не по душе. Таким образом, в состав новой университетской вошли восемь стипендиатов и Кип Грант, дед и отец которого сидели когда-то на веслах в таких же «восьмерках», отстаивая честь университета.
Неприязнь Кипа к ребятам, лодкой которых он теперь управлял, была вполне объяснима. Ведь ради них ему пришлось покинуть друзей и порвать с традициями. Выпускники университета выражали ему свое неудовольствие, а братья даже посоветовали, чтобы он отказался стать рулевым у стипендиатов. Братья сказали ему это как бы в шутку, но он-то понимал, как они при этом переживали. Но он понимал и чувства Лейдена, который возложил на себя такую тяжелую обязанность — быть справедливым.
Братья ждали Кипа в одной квартире, где они всегда бывали накануне гонок. Как только он вошел, они наперебой закричали:
— Смотри, кто к нам пришел!
— Скажи, Кип, это правда, что тебе пришлось выучить польский?
Но Кип их не слушал, он увидел ее. Она, как всегда, чем-то выделялась в этой компании рослых ветеранов гребли. Кип поздоровался со всеми и сел рядом с нею — с Мэри Эдемс, его подругой со школьных лет, девушкой, на которой он собирался жениться. Она незаметно взяла его за руку и молчала, пока не стихли приветственные выкрики, вызванные приходом Кипа.
— Можете не сомневаться, джентльмены, — повторял Кип, — мы шутя победим на этих гонках.
— Едва вы доплывете до моста, они лопнут от натуги, — сказал его брат Эд. — Сегодня утром я смотрел на них в бинокль во время тренировки.
— Да все остальные скорей потонут, чем догонят эту команду! — ответил Кип. Его как-то уязвило это дружелюбное поддразнивание. Он впервые по-настоящему ощутил свею принадлежность к новой команде — и сам этому удивился.
Потом его оставили в покое, и они с Мэри Эдемс выскользнули из квартиры. На усаженных деревьями окраинных улицах царила тишина; со стороны реки дул ветер, принося весенние запахи.
— Надо же, какой ты спокойный! — заметила Мэри. — Я-то думала, перед гонками ты будешь волноваться.
— Становлюсь старше, — объяснил Кип. — Уже умею скрывать свое настроение. Гонки меня волнуют, но что-то другое успокаивает. Что-то другое, не считая тебя. — Он обнял ее за плечи. — С тобою я всегда успокаиваюсь. Просто потому, что ты рядом.
— Я так рада этому, Кип…
— А «другое», — серьезно продолжил он, — это мысль о том, что я был не прав. Я свысока смотрел на ребят из моей новой команды, а надо было бы мне постараться сойтись с ними поближе. Почему я так себя вел — не знаю. Ведь они отличные парни!
— Понимаю, — тихо сказала она. — Наверно, было бы честнее, если бы ты сразу отказался от этой команды и остался со своими — кажется, они теперь стали юношеской?..
— «Со своими»! — повторил Кип, и голос его прозвучал раздраженно. — Ты видела, как эти «свои» надо мной издевались? Они в ярости, и не исключено, что они уже решили выгнать Эла Лейдена с работы.
— Едва ли, — сказала она. — Когда мы ехали в поезде, они договорились, что лишь посоветуют ему никогда больше не делать таких вещей.
— Имеется в виду, что первыми нам не бывать?
— Конечно. Никто не думает, что ты победишь.
Раздался визг тормозов, и рядом с ними остановился старый автомобиль с пенсильванским номером. Оттуда высунулась голова в потрепанной шляпе и выкрикнула что-то неразборчивое. Оставив Мэри на тротуаре. Кип подошел к машине.
— Есть здесь один парень, Пит Ковалик, — вы не знаете, где его найти? — с заметным польским акцентом проговорил водитель. — Он гребец из лучшей команды.
Кип выпрямился.
— Боюсь, — ответил он, — что сегодня вам не удастся его увидеть. Все гребцы уже спят.
— Целый день мы не вылезали из этого драндулета, — забубнил водитель. — То и дело он ломался. А Пит Ковалик — он же о нас волнуется. Мы ведь и позвонить ему не смогли.
— Ну, в такой час его не позовут к телефону, — пожал плечами Кип и вернулся на тротуар к Мэри. Та неуверенно тронула его за рукав: