Вдруг под потолком заполыхали красные лампы, взвыла сирена.
— Тва-а-ю мать, — Иван Иванович в два прыжка очутился возле Куратора, — товарищ генерал, выручайте, напряжение упало, электричества не хватает!
Куратор выхватил телефон.
— Куда пропали мегаватты? Где мои мегаватты, я спрашиваю? — здесь голос его стал подобен расплавленному металлу, — Ты, наследник ГОЭЛРО, опять взялся за старое? Если через минуту не выправишь положение, я тебя…
Русское заклинание помогло. Через шестьдесят секунд лампочки погасли, сирена смолкла, а Пирамида довольно заурчала, с удовольствием пожирая чуть было не сприватизированные электроны.
Когда гул стал стихать, вплотную к решетке придвинулась парочка автоматчиков — на всякий случай. Тут же медленно выполз «саркофаг», и из него восстал Суперс.
Он улыбнулся нам. Блаженно, благодарно. Затем порхнул своей черной двухсоткилограммовой тушей к стальным прутьям, поцеловал автомат в пламегаситель, протянул сквозь решетку лапу, забрал у остолбеневшего спецназовца оружие, загнул дуло буквой «г» и, почесывая спину этой кочергой с прикладом, поторопился усесться за компьютер.
Через минуту шеф уже читал полученное по локальной сети послание от Суперса. От самок гориллы сверхразум категорически отказывался и требовал, чтобы ему незамедлительно предоставили всех имеющихся в наличии лаборанток, иначе он работать не будет, а подаст иск в Европейский суд по правам человека.
Увидев требования чересчур умной обезьяны, Иван Иванович чуть не застонал и принялся тереть заутюженные залысины. Это был его прокол, это он в спешке не проследил, и Пирамида загнала в гориллу программу не обезьяньей, а человеческой гиперсексуальности. А Суперс уже показывал мимикой — она у него была гениальной, такой у лицедеев нет, — как отвратительны волосатые самки в клетке, и до чего же ему симпатичны девчонки в белых халатах.
Куратор принялся оценивающе разглядывать наших лаборанток.
— Вы же не заставите нас лезть к нему в клетку? — пролепетала одна из них, но он не ответил. Думал. Заметив мое движение, жестом остановил.
— Разведчик, Петя, — это моралист в погонах. Так что не бойся за своих коллег. Неорганизованного разврата мы не допустим. Нам не нужен неорганизованный разврат, — и уже в трубку: — Алло, Куршавель? Да. Я. Пяток. Впрочем, нет, давайте дюжину, — последнюю цифру Куратор назвал, внимательно посмотрев на Суперса.
Через день в ЛИРу впорхнули двенадцать роскошных блондинок. Доставили гламурных красавиц прямиком из Франции.
— А они с Суперсом справятся? — спросил Иван Иванович, когда одна из этих мурок-гламурок с разбегу пристроилась к нему на колени.
— Во-первых, они на службе, а приказ есть приказ, — успокоил шефа генерал, — во-вторых, кадры проверенные — гвардия Куршавеля.
Для ЛИРы началось золотое время. По утрам Суперс творил — решал мировые проблемы, а вечерами, когда сотрудники расходились по домам, над решеткой опускался занавес, и горилла куршавелила как самый пошлый миллиардер.
Главным вопросом России Суперса почему-то нагружать не спешили. Институтское начальство я понимаю, они боялись, что с получением ответа на главный вопрос, финансирование урежут, а проект закроют. Но вот почему Лубянка теперь никуда не торопилась? Думается, дело в деньгах. Суперс начал работу с выстраивания для Кремля финансовых схем и, похоже, у него получалось неплохо. Из газет вдруг пропали статьи о внешнем долге России, а вскоре начались дискуссии на тему, как лучше использовать растущие золотовалютные запасы.
Подбрасывали в ЛИРе Суперсу и чисто научные задачи, так он расщелкивал эти головоломки играючи. К его уму мы привыкли быстро. Он нас другим поражал.
Мы-то создавали сверхразум, а в итоге получился самый настоящий сверхчеловек. Любовь душила его. Суперс обожал весь мир от последнего кварка до самой далекой звездной туманности. Нежный, чуткий, он мог вдруг отбросить в сторону проблему на десять миллиардов евро и увлечь всю лабораторию спасением жучка или бабочки, случайно залетевшей в окно.
Уже через месяц его до такой степени не боялись, что наши девчонки стали смело заходить к нему за прутья. Помню забавный эпизод. Один автоматчик забил на бутылку с другим, что врежет «черножопой обезьяне» по морде, и ему за это ничего не будет. Утрется обезьяна. В итоге спецназовец долго мялся перед милягой Суперсом, мямлил что-то — решался, а потом вздохнул и поплелся за водкой. И ведь он не стальных мускулов гориллы испугался. Понимаете?
Вскоре Суперс заговорил. Хирурги что-то подправили ему в горле, логопеды потренировали, и теперь уже он приобретенным бархатным баритоном рассказывал девчонкам последние анекдоты. Гад, и ведь у него лучше получалось, чем у меня.