— IM «Феллоу», он же Курт Хинце, вышедший на пенсию профессор физики в Гёттингене и специалист по фотокопировальной технике. Он единственный агент, которого Штиллер завербовал самолично — его «рекорд» (Штиллер) в «соревновании к 25-летию ГДР». Западногерманский суд приговорил этого предполагаемого суперагента Штиллера в 1982 году к одному году словно. Объяснение приговора:«Федеративной Республике не был нанесен его деятельностью значительный ущерб.»;
— IM «Клаус», он же Райнер Ф., бухгалтер в Обществе по вторичной переработке ядерного топлива в Карлсруэ. «Поставляет важные материалы о комплексе ядерной регенерации и конечного хранения.» Благодаря его работе по объекту «Оружие» стали «возможными высказывания на тему намерений ФРГ производить собственное ядерное оружие.»
Именно этот аспект сделал «Клауса» важнейшим «источником» отдела. Министра Мильке ничего не интересовало так сильно, как темные планы боннского правительства. Угрожающее миру атомное вооружение — лило бы воду на мельницы пропаганды! Все работники Сектора науки и техники знали, что там ничего подобного нет — но, несмотря на это, все что-то искали. Что действительно поражало коллег Штиллера и многих из них делало циниками, так это все увеличивающееся технологическое отставание экономики ГДР. «Мы получали горы материала, но воспользоваться могли не более, чем 15 %,» — рассказывает бывший ближайший сотрудник Штиллера Петер Г. После побега Штиллера Петера перевели с «оперативной» работы в аналитический отдел — деятельность, произведшая впечатление: «Именно с самыми лучшими сведениями мы часто ничего не могли поделать. Как могли наши разваливающиеся предприятия в их тогдашнем положении запрыгнуть в стремительно летящий поезд технического прогресса? У нас даже не было средств, чтобы позволить себе соответствующую производственную технику!»
«Атомный шпион» Райнер Ф. в Карслруэ об этом не подозревал. «Это был агент, о котором пишут в книгах,» — с удовольствием рассказывает сегодня Фишер о своем отчаянном IM «Клаусе». «Он был в душе авантюристом и, видимо, радовался самой возможности сделать что-то интересное.» Ф. поставил Штиллеру даже «общий главный ключ» атомного исследовательского центра. Обо всем этом Райнер Ф. сегодня ничего больше не хочет знать: «Как мирные атомные исследователи у нас всегда была необходимость сказать людям с другой стороны: нет, мы не производим никакого атомного оружия. То, что мы делаем, совершенно открыто.»
Ф. рассматривает себя теперь как легкомысленную жертву: «Однажды подписав квитанцию о получении денег, с тех пор становишься «завязанным» так, что не выберешься.» Он говорит о своем страхе за родственников в ГДР, о том, что ведущие офицеры тоже были «немцы, то есть, мои земляки.» А кроме того, у них была «хорошая психологическая подготовка, и они казались очень человечными. «О Штиллере он даже заметил бы, что «ГДР не была его духовной родиной.»
Встречи в Восточном Берлине проходили в «семейных рамках». «В большинстве случаев.» — говорит сегодня Фишер, «можно говорить о приятельской компании. Сначала кратко говорили о делах, а затем звенели бокалы.»
Более ста раз Ф. встречался с курьерами Штази на Востоке и на Западе. Эти «неофициальные сотрудники» ГДР (у Штиллера их было около сорока) ездили на Запад как безобидные участники конференций или коммерсанты. «По радио,» — вспоминает Ф., «назначалось время встречи. Кроме того, были предварительные явки, почтовые ящики с сигналами в виде прицепленных канцелярских кнопок и прочая чепуха. Вся эта конспиративная деятельность больше привлекала внимание, чем если б я просто приходил и передавал курьеру бумагу или, позднее, пленку.»
Гонорары агента отличались скромностью. Ф., очень педантичный бухгалтер, подсчитывал затраты времени на копирование, подготовку явки и поездки по поручению МГБ. Все это он умножал на свою обычную почасовую оплату плюс доплата за материал («если мне нужно однажды было купить кинокамеру») и дорожные расходы. Всего девяносто тысяч немецких марок, как объявил в приговоре главный земельный суд в Штуттгарте в 1984 году, получил Ф. за пятнадцать лет работы восточным шпионом. Эксперты (и источники HVA) оценивают ежегодную выгоду от сведений SWT для экономики ГДР в сумму от 150 до 300 миллионов немецких марок — при расходах всего в 2–3 миллиона марок. «Фирма» Штиллера, таким образом, была с большим отрывом самым прибыльным «народным предприятием» в ГДР.