— Я уже со всеми связалась. Официально все заполнены.
— Да…
— Ну, пока же держимся.
— И у меня есть ты.
— Ага. — Молли допила воду и поставила чашку на камень, на котором сидела. — Странно. Сейчас я даже не могу представить, что смогу снова жить без тебя.
— Я чувствую то же самое, — выпалил Андре.
— Уж не закрался ли в твою душу ползучий агностицизм в отношении любви?
— Это всегда было твоей проблемой, а не моей.
— Наверно, ты прав. То время, когда я была ироничным куратором и вела богемный образ жизни, осталось где-то далеко-далеко в прошлом.
— Послушай наивного идеалиста. Теперь, когда я нашел тебя снова, я вцеплюсь в тебя, как рачок в днище корабля, плывущего к Новому Свету.
Молли усмехнулась.
— В данный момент я никуда не плыву. Ты, полагаю, тоже.
— О нет, нет, мы оба куда-то плывем. Ты просто привыкла думать трехмерно, а ситуация требует четырехмерного и даже пятимерного мышления.
Еще один толчок едва не сбросил их с камня. Завыла сирена. Сигнализация работала, конечно, и в мерси, но в дополнение к ней в убежище использовали и старомодные сирены — чтобы все наверняка услышали сигнал. Они передавали разные предупреждения, но Андре уже оставил попытки запомнить, какое что означает.
А вот Молли знала. Что и неудивительно, в конце концов она участвовала в разработке системы.
— Нарушение структурной целостности. Я сегодня дежурная, так что придется пойти и посмотреть.
Андре убрал руку с ее талии.
— Если выживем, как насчет того, чтобы встретиться завтра? Скажем, в 17:00?
— Я не против, отец Сюд. — Молли улыбнулась. — На прежнем месте? Среди приборов и инструментов?
— Ничего не имею против.
— Хорошо. — Она чмокнула его в щеку и поднялась. Андре знал, ей придется подняться почти до поверхности, чтобы выяснить, что случилось.
— Будь осторожна. Там много всего такого, что было бы не прочь убить тебя.
— Знаю. До вечера.
— Если я усну, просто возьми меня за руку и подержи. От этого я никогда не просыпаюсь.
— Обязательно, — пообещала Молли. — Люблю. — Она сжала его руку, повернулась и поспешила к аварийной команде.
Андре проводил ее взглядом.
— Чтоб меня, — прошептал он. — Я тебя тоже люблю.
Не успел он обдумать это, как к нему решительно подошла расстроенная молодая женщина.
— Отец Андре, можете уделить мне минутку?
Он улыбнулся. Не фальшиво и даже не принужденно. Может быть, немного устало.
— Конечно.
— Я никогда раньше не ходила ни к шаманам, ни к священникам, поэтому, наверно, немного смущаюсь.
Андре похлопал по камню.
— Насчет этого не беспокойтесь. Садитесь и говорите со мной так же, как говорили бы с любым другим.
Я ведь и есть такой же, как все остальные, подумал он. В этом знании таилось огромное облегчение. Необязательно знать все. Или даже что-то вообще. Твое дело просто быть тем, с кем люди разговаривают.
— Что вас беспокоит?
Женщина рассмеялась — нервно и одновременно облегченно оттого, что сможет наконец поделиться с кем-то своими тревогами.
— Мой муж там. Далеко. Я не могу связаться с ним и не знаю, жив ли он еще. — Она смахнула с лица прядь. Лет двадцать пять, подумал Андре. Во всяком случае не больше тридцати.
— Ваш муж в армии?
— Пошел добровольцем, как только его проверили.
Эмигрант. С Койпера или даже откуда-то подальше.
— Знаю, причин для беспокойства нет, — продолжала женщина. Здесь ведь много детей, у которых оба родителя ушли воевать. Немало беременных, чьи мужья тоже там. И отцы, и матери, которые уже давно не получали никаких известий от детей, и все такое. Но я…
— У вас есть все основания для беспокойства, — мягко сказал Андре. — Знаете, трудно помогать другим, когда сам в таком состоянии.
— Знаю. Но ничего не могу с собой поделать. У меня так давно нет от него известий. — Женщина заломила руки и, заметив это, смутилась и сжала пальцы.
— Трудно, когда вдруг остаешься один, без тех, с кем всегда был рядом, с кем разговаривал. Мы воспринимаем их присутствие как нечто само собой разумеющееся. А потом вдруг наступает тишина, и только тогда мы сознаем, как много значили для нас эти люди.
— Да. — Женщина улыбнулась сквозь подступившие к глазам слезы. — Я так жалею, что не поговорила с ним перед тем, как он ушел. Мы оба пытались делать вид, что ничего не случилось, что мы счастливы, и вот теперь я здесь… Я так и не сказала ему…
Слезы все же провались и потекли по щекам. Андре достал из кармана платок. Как бы ни складывались обстоятельства, он никогда не забывал положить в карман чистый платок. В его ремесле чистый платок был инструментом первой важности.