Холодный воздух мира припарковался за дверьми дискотеки.
Но и здесь мне было одиноко, как никогда.
Меня зовут Энрико. Мне двадцать лет. Родился под знаком Близнецов. В прошлом году провел каникулы на острове Эльба.
Маттео говорил, что на Эльбе закадрить — раз плюнуть.
У меня в кармане был презерватив. Я сидел на диване и посасывал пиво. Рядом лизалась какая-то парочка. Постоянно в меня тыркалась. Я слушал, как в концовке «Papa Don't Preach» вступают скрипки, и плакал.
Ну, чуть не плакал. Я перся.
Это все голос Мадонны. Он был до того необъятным, что чисто набух в моей душе. Такое не опишешь. Я хотел, чтобы он был во мне навек. И чтобы была кадра, чтобы держала меня за руки и чтобы уже отсосала мне как надо.
Прикинулся я тогда стильно — в желтую рубаху от Армани. Маттео дал.
Закрою глаза, а сам слышу, как брюхо мне выдает, что оно типа с моими делами дел не имеет и такой закатывает концерт, как тот драмсист, который сколотил наши судьбы. Он сколотил судьбы тех, у кого бы я расстегнул блузку, вытащил и помял бы грудь. Кумпол раскалывался. Я смолил.
Была там одна — просто отпад.
Такая с длиннющей рыжей гривой, в облегающем черном трико со всеми завлекалками навыкат. Туда-сюда двигала до самого конца танцулек.
Маттео тоже светился, но редко. Все больше косяки заряжал. А еще он гнал, что снимает там одну из Болоньи. Типа она ему и дразнилку помацать дала.
Дома он поднес мне к носу указательный палец: мол, вкуси аромат хромосомы. Только несло совсем из другой дырки, не иначе как Маттео сам себе в шоколадку постучал.
Маттео модный такой пиарщик. Вкалывает на две миланские дискотеки. Уж он знает, как надо подъехать к девчонкам. Но не думаю, чтоб он снимал без осечек.
В тот вечер он, как и я, сник.
Пришли мы, значит, на снятую фатеру и начали фугасить бухло, а заодно выискивать на ТВ порнуху.
По Видеомьюзику шла короткометражка Art of Noise «Paranomia». Там было кресло на колесиках, а на нем физия компьютерного чела. По Raitre крутили черно-белую кину.
Мы шатались по хазе датые в мясо. У каждого в хэнде по елдырю. Мы так нарезались, что Маттео чуть не сблеванул мне в табло, когда я присел у него между ног, чтобы лизануть ему плешку.
На вскидку мы расписали литра по два с верхом биревича, бутыль ликерсона и бомбу красного Мартынского.
Я до того в жизни ни у кого не брал. Потому как натурал. Но это было хоть что-то. А потом и он бы мне конкретно откачал.
Программы уже час как свернули. Я больше не мог выносить этот муторный писк. Он так громко сифонил, что я вытащил из глотки Матюшин банан и пошел вырубить телик.
До сих пор помню, что в другой комнате я глянул в окно, а там луна — один к одному как на обложке саундтрека «Birdy».
Я типа рассчитывал, что Маттео не будет мне с ходу струхать, потому что не хотел глотать его спуск. Ну, я ему и объявил. А он ласково так ответил, что тоже мне пососет.
Тут я и сел верхом на его физ
Леди Гамбургер набирает очки
Меня называют леди Гамбургер. Мое настоящее имя — Джованна Тамало (22 года, Весы).
Меня называют леди Гамбургер, потому что однажды я жарила биточки из шпината, а мать толкнула меня в спину локтем (она стояла рядом и жарила брикетики «Финдус» со всякой там зеленью), и я упала лицом прямо в масло с биточками.
Я обожглась. С тех пор у меня жуткий портрет. Вот почему меня так называют.
Только мне до всего этого нету дела. Я набираю очки в конкурсе Галина Бланка «Буль-буль».
За 100 очков ты получаешь плоское блюдо, глубокое блюдо и блюдо для фруктов.
За 150 очков — три чайных чашки с блюдцами.
За 200 очков — одну вазу плюс четыре десертных розетки.
За 250 очков — шесть кофейных чашек с блюдцами.
На сегодня у меня 700 очков в конкурсе «Буль-буль».
По новым правилам конкурса «Барилла» присуждаются такие очки (теперь их еще называют очки-бабочки): 3 — за упаковку равиоли; 2 — за кило макарон из отрубей, за макароны из непросеянной муки, за макароны «Фантазия», за яичную вермишель, за пельмени, за вареники и клецки, за 200 гр. соуса и пиццу; 1 — за полкило макарон из отрубей и за банку соуса по 400 гр. и по 680 гр.; набрав эти очки в конкурсе «Барилла», — а у меня их целых 900, потому что мне отдает свои очки тетя Мария Рампери, она покупает только «Бариллу»; и еще их приносит моя соседка Иоле Танкери, она работает медсестрой в больнице Фатебенефрателли, у нее три сына, один кончил Сорбонну, это университет в Париже, она тоже отдает мне все свои очки, — так вот, набрав столько очков, всего за 58 очков (примерно тридцать пачек равиоли, и это не так много, если за белую керамическую хлебницу «Мулино Бьянко» нужно взять 44 упаковки галет «Пангри́») можно получить чудо-поднос «Фьямминга», на нем эффектно подать фирменное блюдо, и на столе он смотрится шикарно, на юбилей там и вообще, поднос фарфоровый и стоит на 82 очка меньше, чем миксер «Фруллимикс» (за него надо набрать 140 очков вместо 180), а ещ
Багдад
Я как в воду глядел. Во всех теленовостях трубят про войну. Посадил я в машину жену, детей посадил, собаку, и вперед в супермаркет Esselunga.
Я Джованни. Тридцать восемь лет. Рак. Я беру тунца с миндалем. Беру двадцать банок. Раз война, особо миндальничать нечего.
Банки по 180 гр. Складываю в тележку.
У Паоло в школе неважно. По математике неуд. Лодырь растет.
Но сейчас я глажу его по головке. Отродясь не гладил. Здорово иметь сына. Беру яблочный чай в пакетиках, зеленый в пакетиках, лимонный чай.
Я видел картинки атомной бомбы. Я знаю, что значит перекинуться как сырок «Виола», прилепленный к нёбу.
Беру фруктовые плетенки, плетенки шоколадные.
В Багдаде ставят человеческие щиты. Прикрывают склады оружия нашим летчиком, которого недавно сбили.
По Raidue видно лучше.
Прихожу после работы к началу новостей. Вечером эту войну можно слушать на полную катушку: ее все и так смотрят.
Пусть я разорюсь на целых два лимона, пусть выложу последнее, зато душевно оттянусь: возьму генуэзские клецки, неаполитанские колечки, перышки возьму и витушки.
Первым долгом сметут макароны.
Потом соль.
Все в экономику упирается. Тут дело тонкое. В мире всешеньки завязано. Как где война жахнет, так об этом уже везде известно, и макароны днем с огнем не сыщешь.
Для верности беру овощную смесь и пиво. Упаковок шесть по двенадцать банок. Пока не кончилось, беру для ровного счета еще четыре. Паоло подкатывает вторую тележку.
Было время, воины косили друг друга, на том все и порешалось.
Ну, если там крестоносец завалил араба, в Америке никто и не чухнется.
Правда, крестоносец и ведать не ведал ни про какую Америку.
Сегодня мы не просто знаем, что идет война. Мы знаем, что в Багдаде начались бомбежки.
Если Ирак захватит Италию, все переменится.
Война, она такая: неизвестно, когда ей конец, сколько народа угрохают, на какие бабки ты влетишь.
Когда идет такая мокруха, кто тут прав, кто виноват — поди разбери.
Беру американские сосиски с сыром, филе камбалы, шарики моццареллы, пищевую соду, непросеянную муку, батарейки для мага, десять пачек кофе, при