Лично я только вздохнул с облегчением, потому как перспектива заканчивать одиннадцать классов, а потом ещё и институт меня никак не вдохновляла, а лучший друг Витёк, уже нацеливавшийся после девятого в технический колледж по специальности «автодело», звал с собой и меня, и я уже нацелился поступать туда… но у моей семьи всегда был завышенный уровень притязаний. Поэтому девять классов я смог закончить – учителя честно выполнили своё обещание, но мои три тётушки, стоило мне только заикнуться про технический колледж, взяли меня в такой оборот, что перед этим арабо-израильский конфликт мог показаться лёгкой развлекательной прогулкой.
В итоге высокие договаривавшиеся стороны пришли к консенсусу. Я поступаю в техникум и выучиваюсь на бухгалтера без всяких эксцессов, а родители, в свою очередь, отдают в моё полное распоряжение однокомнатную квартирку недавно скончавшейся бабушки, папиной мамы, и обещают подкидывать кое-что на хлебушек. Теперь я понимаю, что таким образом мои родители ставили на мне крест – мол, живи, как знаешь, устали мы тебя тащить, но тогда передо мной замаячила долгожданная свобода, и я согласился даже на гадский техникум. Было мне тогда шестнадцать лет, обычно родители детей в самостоятельное плавание так рано стараются не отпускать, но я успел потрепать нервы всей семье, а в курсе моих школьных подвигов были не только все члены российской ветви нашей семьи, но и двоюродная тётя Хана из Хайфы, папин племянник Абрахам из Канады и двоюродная бабушка Фейга, ныне доживающая свой век в комфортабельных апартаментах с видом на Манхэттен. И все они ставили меня в пример несовершеннолетним отпрыскам собственных семей, в том плане, что таким быть не надо. Так что, боюсь, моя семья и так мучилась со мной слишком долго. Но сделать меня таким, как все, у них так и не получилось.
Учиться, как ни странно, мне понравилось, к тому же я, наконец, научился отделять мух от котлет – то есть общественную жизнь от личной, – и свои эксклюзивные каверзы теперь проделывал отнюдь не в техникуме, так что первый курс я закончил практически без троек, и мои бедные папа с мамой, первые полгода в страхе ожидавшие возвращения блудного сына под родительский кров, слегка расслабились.
А я, успешно сдав вторую в жизни сессию, решил по поводу моей, кстати подвернувшейся, днюхи, закатить вечеринку. С этого-то всё и началось.
Нет, с вечеринкой всё было в порядке – народ подобрался боевой, проверенный. Витёк, с которым мы продолжали дружить, озаботился о нужном количестве огненной воды, пришли и девчонки из моей группы, так что было весело. Но в самый разгар веселья я услышал в шуме и гаме тоненькую мелодию. Словно кожей ощутил и почувствовал, как меня с неудержимой силой тянет к её источнику, хотя где он находится – Бог весть. Народ продолжал пить и веселиться, уже не особо обращая внимания на виновника торжества, то есть на меня, и я пошёл туда, куда меня звала странная мелодия. Я вышел из квартиры и рванул наверх, на чердак старого, ещё дореволюционной постройки, дома. Я с каждым шагом был уверен, что мне нужно найти источник этой мелодии – нужно и всё тут. Необходимо.
К счастью, чердак оказался не заперт, и я влетел туда, а затем поднялся по хлипкой разболтанной лесенке на крышу. Гремя железом, я подошёл к самому её краю, мелодия звучала в моих ушах всё громче и громче… и я сделал шаг вперёд.
В общем, когда я освободился от странного наваждения, оказалось, что вокруг меня ничего нет. Совсем. Просто странный туман чернильного цвета, похожий на кисель, в котором я висел, словно муха в янтаре. Казалось, что это продолжалось целую вечность, я решил, что умер, и мысленно стал просить прощения у всех родственников по очереди, а поскольку родни у меня много – малость увлёкся процессом. От этого меня отвлёк раздавшийся из ниоткуда голос: