Пытаясь настроить себя на оптимистический лад, я поднялся, поскольку не хотел застудить на холодном камне самое дорогое из того, что у меня ещё осталось, и продолжил оглядывать помещение. Мой взор приковали к себе две статуи, у подножия которых я лежал – мужская и женская. Женская была высечена из бело-розового мрамора, её волосы были вызолочены, а в глазницы вставлены тёмно-синие камни, напоминающие сапфиры. Камни были просто громадные, они были не огранены, а скорее сглажены, только в центре каким-то образом был вырезан зрачок. От этого взгляд богини… да, скорее всего, богини казался пугающе живым, а милая улыбка – какой-то хищной. Статуя была облачена в одеяние из белоснежной струящейся ткани, расшитой серебром, и от этого напоминала мою двоюродную сестру, дочку тёти Ханы, Дину на собственной свадьбе. Когда взгляд счастливой невесты падал на незадачливого жениха, у неё на лице появлялось именно такое выражение: «Попался, родимый!» Это мне не понравилось, и хотя во всём остальном богиня была полным совершенством, я перевёл взгляд на статую бога, выполненную с не меньшим искусством, но на этот раз не из бело-розового, а из золотисто-коричневого камня. Волосы бога были черны, как ночь (банально, но неведомый скульптор именно такого эффекта и добивался, ибо в длинных волосах были рассыпаны серебристые звёзды), глаза у него, в отличие от богини, были зелёными, и я прикинул стоимость изумрудов, украшавших его глазницы. Вышло по меркам моего мира оч-чень даже нехило. Бог, в отличие от богини, был крылат, посеребрённые крылья словно плащом окутывали его фигуру, но и того, что оставалось на виду, было достаточно, чтобы заставить меня судорожно сглотнуть. Неведомый скульптор явно знал толк в красоте мужского тела, статуи древних греков рядом с этой казались жалкими поделками… такое невозможно вообразить, такое нужно только видеть… Значит, эти бог и богиня не плод фантазии скульптора, а некие, весьма могущественные существа, управляющие этим миром? И проклятая «сучность» что-то мне впаривала о том, что я буду считаться супругом бога… Я ещё раз окинул взглядом статую, и мне показались, что губы бога изогнулись в ехидной усмешке. Ой-вэй, вот я попал…
Нет, то, что мне нравятся не только девушки, я понял лет с четырнадцати. Но тщательно это скрывал. А что делать? Инстинкт самосохранения ещё никто не отменял, даже если предположить, что мои родители каким-то неведомым чудом вдруг проявили бы потрясающую толерантность, то прочие родственники… При мысли о том, в каких выражениях высказались бы о моих… эээ… пристрастиях тётя Фира, тётя Сара и тётя Циля, у меня волосы вставали дыбом, причём не только на голове. А уж про реакцию одноклассников и лучшего друга Витька я вообще молчу. Увы, окружение, в котором я рос, воспринимало нетрадиционную ориентацию примерно так же, как заразную хроническую болезнь, с той только разницей, что больного всё-таки можно пожалеть… хотя бы на расстоянии, а этих «уродов-пидарасов» – нет. Так что весёлая жизнь мне была бы обеспечена надолго. Поэтому я молчал, как партизанка Иванова на допросе в гестапо, а тут… Интересно, в этом странноватом мире однополые браки – норма, или только мне одному так свезло? Надо выяснить. И вообще, у меня на удивление мало информации, точнее, её нет совсем от слова никак. А как сказал однажды кто-то умный: «Кто владеет информацией – тот владеет миром». Значит, нужно срочно выяснять, куда меня забросила судьба, и чем грозит мне нежданное супружество. Может, меня в жертву принесут на этом самом камушке – вроде бы историк нам что-то подобное рассказывал… эх, жаль, что я именно в этот момент был занят запихиванием парочки лабораторных мышей в сумку Светки Одинцовой. Как она визжала… До сих пор вспоминаю – и на душе теплее становится.
Не, не согласный я быть жертвой… Значит, ищем какую-нибудь одёжку и валим по холодку, пока не обнаружили. А там разберёмся по обстановке. Интересно только, далеко ли я уйду, не зная языка, не умея читать-писать и не разбираясь в местных реалиях?