- Но зачем это жрецу? – удивился я.
- Выборы Супруга Бога происходят среди самых знатных семейств Казашшана, – ответил Анъях, – таким образом Мирзобиль уничтожает тех, кто в будущем может выступить против его власти и устрашает остальных. Он очень силён и может внушить всё, что угодно тому, кто попадает к нему в лапы. Поэтому Избранные не помышляют о побеге, а на Церемонию идут с радостью. Жрецы Храма сейчас контролируют всё. И это ужасно.
Я призадумался. Информацию, полученную от мохнатика, нужно было переварить. И тут мой желудок громко заворчал, показав, что и он не прочь переварить… только кое-что другое. Анъях вздохнул:
- Ты голодный… Но у меня почти нет еды. Только вот это.
И он извлёк неизвестно откуда довольно большой кусок чёрствой лепёшки и протянул мне. При этом сам мохнатик тоже сытым не выглядел, и я, взяв лепёшку, разломил её надвое и протянул половину Анъяху, заметив:
- Давай тогда уж вместе поедим.
Анъях радостно кивнул, и через секунду мы уже с энтузиазмом грызли лепёшку, жёсткую, как подошва кирзача. Ничего, в нашей школьной столовой порой и не такое подавали, полив противным соусом и обозвав «котлетой по-киевски». Честно говоря, я так проголодался, что сгрыз бы даже подошву, так что лепёшка показалась мне довольно вкусной, а уж холодная чистая водичка, которую притащил откуда-то Анъях, превратила нашу жалкую трапезу почти в пир. Сил у меня существенно прибавилось, а желание разобраться со всеми местными непонятками и поотшибать рога сущности, пославшей меня сюда, кем бы она ни являлась, возросло в геометрической прогрессии. Как и желание как можно быстрее сделать ноги из этого неприятного местечка. В свете этого сородичи Анъяха стали казаться мне куда более приятной компанией, чем здешние Жрецы. Да и чем дальше я окажусь от потенциального Супруга, тем целее буду. Поэтому я спросил:
- Скажи, Анъях, а хотел бы ты вернуться к своим?
- Конечно, хочу! – с обидой воскликнул Анъях. – Но разве ты не понял? Ошейник не даст мне покинуть Храм.
Тут я подобрался. Знакомое ощущение, возникающее перед каждой моей каверзой, прямо-таки закололо в кончиках пальцев. И я спросил:
- А спорим, Анъях, что я смогу снять твой ошейник?
====== Глава 3. В чужой огород со своим козлом не ходят ======
Я спросил:
- А спорим, Анъях, что я смогу снять твой ошейник?
На мгновение в глазах мохнатика зажглись искорки радости, но так же быстро погасли:
- Не сможешь. Мою ракатту надевал на меня сам Главный жрец Мирзобиль. Я же говорил, он очень силён. Тебе с ним не тягаться, Сайм, извини.
Я хмыкнул:
- А что будет, если у меня ничего не получится?
- Да испепелит тебя, и всё, – грустно отозвался Анъях. – Даже пепла не останется.
- Фигня война, главное – манёвры! Давай поспорим, а?
Анъях посмотрел на меня, как на душевнобольного, но противоречить не стал:
- А давай! Если что – пусть нас вместе испепелит! Надоел мне этот Храм до смерти!
«Наш человек!» – подумал я, а Анъях хитренько улыбнулся и спросил:
- На что спорим? У тебя ж вроде нет ничего…
- А давай на «американку»… – неуверенно предложил я.
- На аме… на что? – удивился Анъях.
Я почесал в затылке и пояснил:
- Давай так. Тот из нас, кто проиграет, будет должен другому одно желание. Только всё в пределах разумного. Так пойдёт?
- Пойдёт, – кивнул Анъях, а я продолжил:
- Я, Семен Геркин, то есть Сайм, спорю с тобой, Анъях, что смогу снять твой ошейник без каких-либо плохих последствий для меня и для тебя.
- А я, Анъях, спорю с тобой, Сайм, что у тебя это никак не получится, – заявил мохнатик и шлёпнул меня своей правой ладошкой по подставленной моей, а затем добавил:
- Спор заключён! – и уставился на меня с безумной надеждой в глазах.
Я нервно сглотнул, подумал неизвестно к чему: «Азохен вэй!» и положил обе руки на ошейник Анъяха, пытаясь найти хоть какую-либо застёжку или что-то наподобие. Фиг вам. Ничего похожего не было и в помине, поверхность ошейника была абсолютно гладкой. И что прикажете делать?
Я осторожно ощупал ошейник со всех сторон и перешёл к прикреплённой к нему подвеске. И тут в пальцах у меня ощутимо закололо, словно лёгким разрядом тока. Я с умным видом повертел подвеску в пальцах, а затем взял её обеими руками и переломил, словно Иван-царевич иголку, в которой таилась Кощеева смерть. Раздался лёгкий треск, подвеска рассыпалась в моих ладонях кучкой угольно-чёрной крошки, а ошейник… ошейник стал расплываться и каплями стекать на пол, словно растаявшее мороженое. Попав на пол, капли впитывались в него, как вода в сухую губку. Спустя пару мгновений стекло и впиталось всё.