Пролог
Эвальд люн Кассль. (пять лет назад)
В черных тучах метались молнии, гром грохотал не переставая, потоки дождя щедрой лавиной лились с неба. До заката оставалось еще два часа, но на улице потемнело, словно был уже поздний вечер. Обычная погода в это время года, близкое озеро не пропускает тучи, выливая их ливнем на наш затерянный в отрогах гор ветхий замок, словно стремится побыстрее смыть его с лица земли, лишив нашу семью последнего пристанища...
Альвин люн* Кассль, наш отец-омега, с тревогой наблюдал за непогодой, стоя возле узкого зарешеченного оконца, и его стройная тонкая фигура красиво выделялась на фоне сверкающих ослепительных молний. Братья дома, я тоже успел вовремя, так о чем же он волнуется? О возможных последствиях ливня, способного уничтожить весь нынешний урожай зерновых и картофеля? Или о том, что наш дом в таком плачевном состоянии, что мы давно уже забросили большую его часть, обитая в нескольких более-менее приличных помещениях? Он всегда так вел себя в дождливые дни, словно враз утрачивал весь присущий ему оптимизм и бодрость духа, а почему, мы не знали, и спрашивать его об этом было бесполезно.
-Отец, - позвал я, надеясь отвлечь родителя от невеселых раздумий, - Велен уже дважды махал рукой, приглашая на ужин. Пойдем в столовую, я сейчас позову братьев.
Велен - наш слуга во втором поколении, один из шести оставшихся в нашем распоряжении. Он совмещал должности повара, горничного и уборщика одновременно, умудряясь приготовить вполне сносную пищу из минимального набора продуктов. Его отец, постаревший дядя Сейфер, как всегда называли его мы с братьями, служил еще при покойном отце-альфе, в те счастливые времена, когда мы жили в столице, обласканные самим королем, не зная ни нужды, ни заботы о завтрашнем дне. О тех днях смутно помнил лишь я, старший сын, младшие же были тогда слишком малы, они не могли удержать в памяти беззаботные воспоминания.
-Да-да, конечно, Эвальд, поспеши, - кивнул отец, поворачиваясь к столовой зоне. Он был еще очень красив, мой родитель-омега, хотя время и тяжкие лишения не пощадили его тонких черт, состарив преждевременно. Сильный духом, упрямый и терпеливый, - этот отпрыск знатной фамилии смог с честью вынести выпавшие на его долю страдания, и я ни разу не слышал от него ни роптаний, ни гнева. Только это вот странное проявление тихой грусти в дождливые дни, от который всякий раз горестно сжималось мое сердце.
Главный зал нашего замка занимал обширное пространство первого этажа, одновременно служа прихожей, гостиной и столовой. Наверх вела лестница, расположенная в левой стороне за большой колонной, которая плавно переходила в широкую галерею, охватывающую зал по всему периметру. Когда-то в лучшие времена здесь играли музыканты, развлекая собравшуюся на балы публику, но теперь было пусто и тихо, все заросло пылью, и посещали бывшие хоры только мы, дети, игравших в долгие зимние дни в прятки и догонялки. Будучи еще совсем ребенком, я придумал еще одно полезное применение старой галерке: проделал в стенке два отверстия, в которые было удобно следить за тем, что делалось внизу, это позволяло мне беспрепятственно покидать замок в любое время, потому что я точно знал, когда отец был занят чем-то очень серьезным и не следил за моими перемещениями.
Я рассказываю об этом так подробно совсем не случайно. Мое неуемное юношеское любопытство и возможность подглядывать за происходящим в зале сыграли со мной в тот памятный ненастный вечер роковую шутку, смутив неопытное сердце и поранив душу, ибо увидел я в нашем замке того, кто стал моей неизбывной тоской и болью на долгие годы. Если бы я знал заранее, к каким последствиям приведет меня моя шалость, то послушался бы отца и отсиделся в комнате, но я с детства не отличался примерным поведением и все любил делать по-своему...
Но - по порядку. Поднявшись наверх за братьями, я не успел дойти до нашей общей комнаты и замер у начала галереи, привлеченный громким стуком и властными криками, раздавшимися вдруг у нашей хлипкой обшарпанной двери.
-Кто бы это мог быть, хозяин? - робко спросил Велен, выглянувший на шум из кухни.
-Какой-нибудь путник, застигнутый грозой, - отозвался отец. - Пойди скорей открой, иначе незваные гости снимут с петель наши двери, и нам нечем будет защититься от порывов ветра в этот ненастный дождливый вечер.
Через несколько мгновений от тишины и покоя нашего скромного замка не осталось и следа. Зал заполнили высокие люди в мокрой грязной одежде, они шумно заговорили и забряцали оружием, снимая плащи и накидки, а я бросился в свое укрытие, чтобы понаблюдать за ними, ибо знал, что отец не одобрит моего присутствия и немедленно прогонит меня в детскую комнату. В отверстия мне все было отлично видно, когда сам я оставался невидимым, и я с большим интересом рассматривал незнакомых путников, никогда прежде не видевший таких богатых уборов и роскошных украшений на штанах и туниках.
Вели себя гости слишком уж по-хозяйски, почти не обращая внимания на моего отца, склонившегося перед ними в низком, но не подобострастном поклоне. Скидывая плащи, они совсем не заботились о том, куда они упадут, словно совершенно уверенные, что вещи будут немедленно подняты и развешаны для просушки, что именно так и случилось, и наш бедный Велен был вынужден возиться со всем этим ворохом одежды, устраивая ее на сушелах возле печки. Особо заботливо приезжие хлопотали возле одного молодого альфы, видимо, их господина, чуть ли не на руках его носили и обращались к нему очень почтительно, как к важной особе королевской крови.
Не знаю, почему мне на ум пришло именно это сравнение, ведь я никогда не видел королевских особ, но когда господин снял верхние одежды и развязал узел головного убора, моему восхищенному взору представился столь совершенный прекрасный облик, что я тут же перестал удивляться своим нелепым мыслям, ибо столь утонченное аристократическое лицо могло принадлежать только принцу или герцогу, и никому иному. Все привлекало меня в этом человеке, и я смотрел на него жадно и ненасытно, пользуясь тем, что он этого не видит. Дыхание мое волновалось, и сердце билось частыми толчками, но я не обращал на это никакого внимания, весь во власти первых омежьих восторгов, сам того не замечая, что мое юное тело впервые отзывается на прекрасное видение-альфу совершенно по-взрослому...
-Хозяин, обеспечьте нам стол и кров! - властно приказал моему отцу один из сопровождающих. - Перед вами высокородная особа, путешествующая инкогнито, и потому мы не располагаем полномочиями раскрывать вам имя нашего господина!
-Мы не богаты, господа, так что просим извинить за столь скромный прием, - с достоинством ответил мой родитель. - Ужин на столе, а отдельной комнаты у нас нет, так как замок наш давно пришел в ветхое состояние. Я распоряжусь постелить вам здесь в зале, уважаемые путники.
-Как смеете! - разъярился сопровождающий. - За неимением гостевых комнат освободите личные, но обеспечьте господина всем наилучшим!
-Оставь, Кайрат, - впервые подал голос красивый альфа, и я замер от нового восторга, настолько звучен и глубок он был, этот голос. - Извините несдержанность моего друга, господин, и позвольте узнать ваше имя?
-Я Альвин люн Кассль, вдовец казненного девять лет назад Джианга люн Кассля, - несколько напрягшись, ответил отец. - Супруга обвинили в заговоре против Его Величества, но мы с сыновьями были великодушно прощены монаршей милостью и сосланы сюда на постоянное местожительство.
-Я не интересуюсь политикой, и мне нет дела до какого-то давнего заговора, так что вам не о чем волноваться, любезный хозяин, - усмехнулся альфа. - Ужина и крова вполне достаточно, но позвольте уточнить: поданные на стол блюда были ведь изначально предназначены не нам, а вашей семье, я прав? Прошу вас, разделим трапезу, позовите сюда ваших домочадцев, и мы отужинаем вместе.
-Не беспокойтесь, господин, мои двое сыновей покушают позже, повар приготовит им что-нибудь легкое.
-Нет, я настаиваю, не отказывайте мне, - господин сделал упор на последнем слове, и судя по выражению на лице, отец смирился. Коротко кивнув, он сделал шаг по направлению к лестнице, и видя это, я мгновенно покинул свое тайное укрытие и встал возле двери, ведущей в спальные комнаты, страшно удивленный, почему отец сказал приезжему о том, что у него только два сына? Кого же он не сосчитал, неужели меня?