***
Думаю, именно во время одного из таких утренних безумств и зажглась во мне искорка маленькой жизни, когда мы не думали об осторожности, предаваясь любви отчаянно и самозабвенно. Тогда я задержал его в себе чуть дольше, в неудержимом стремлении продлить наслаждение, и он не смог отказаться от огненного взрыва экстаза, заполнив меня до краев своим семенем. Его полностью отрешенные от мира глаза встретились с моими, и жаркий поцелуй, прозвучавший в сиреневой свежести раннего утра финальным аккордом безудержной страсти, скрепил священное единение насытившихся друг другом тел и душ, сменившись пронзительной чувственной нежностью.
Я почувствовал в себе это судьбоносное изменение не физически, но эмоционально, однако не позволил поверить, списав на свою глупую фантазию, ведь никогда ни один омега не ощутил момента зачатия, как свершившегося факта, и не мог точно сказать до определенного времени, что носит в себе ребенка. Однако эта мысль не покидала меня, и я стал прислушиваться к тому, что совершалось внутри моего тела, отмечая малейшие странности в самочувствии. Видимо, мое поведение сделалось подозрительным, потому что уже через две недели Рити ошеломил меня неожиданным вопросом, а не беременный ли я, слишком уж сосредоточен мой внутренний взгляд, а сам я рассеян и не сразу отвечаю, когда он у меня что-то спрашивает.
-Нет, Рити, я не беременный, с чего ты взял? - испуганно вернулся я на грешную землю, прекрасно осознавая, сколь опасно для меня выдавать себя, даже не будучи твердо уверенном в своем положении. - Просто мне скоро уже возвращаться домой, и я все чаще задумываюсь о том, что там сейчас происходит в нашей семье? Денег я не привезу, и отец будет мной недоволен, а братья надеются будущей осенью внести приданое и назначить даты свадеб, вот потому я рассеян и глух ко всему на свете, думая, как же найти выход из трудного положения.
-А тебе обязательно уезжать, Эйлин? - тяжело вздохнув, шмыгнул носом горничный. - Хозяин тебя любит и охотно оставил бы у себя на веки вечные, уже просто так, без контракта. Ты и ребеночка мог бы родить и растить его сам, не отдавая этому злому Ильвару, и мы помогли бы тебе с радостью...
-Хватит! - чувствуя, как разрывается на куски кровоточащее от боли сердце, прервал я. - Это невозможно! Он герцог, к тому же женат, а я из простого народа. Семья нуждается во мне, и не моя вина, что мне не удалось выполнить условий контракта. Я должен вернуться домой, но буду помнить о тебе, Рити, ты был так добр ко мне. И Сакари тоже, и Линь. Я не забуду вас никогда, Рити.
До моего отъезда оставалось чуть больше трех недель, когда я определенно почувствовал уже не призрачные, а вполне ощутимые перемены в себе. Я стал не таким, как прежде, острее ощущая запахи и вкус пищи, яркие цвета резали глаза, появился сильный аппетит, но я боялся показать его и ел, как обычно, выходя из-за стола полуголодным.
Неужели и правда? Свершилось величайшее в мире таинство, и мое тело растило новую жизнь, моего прекрасного желанного сына от любимого человека? Я вдруг в первый раз со всей отчетливостью понял, что ни за что на свете не оставил бы здесь своего малыша, даже если бы у Реналя был добрейший омега в супругах, который любил бы рожденного мною ребенка, как своего собственного. Да я бы с ума сошел, весь извелся, думая о том, как там живет мой любимый мальчик, кто с ним сейчас смеется, кто вытирает ему попку, кормит кашкой и целует в розовую нежную щечку! Я бы не спал ночами от тоски по родному сыночку, обливаясь горючими слезами от невозможности прижать его к сердцу и затопить родительской любовью. Да я уже любил его всем своим существом, даже не будучи твердо уверенным, что он существует в моем животе!
Так... три недели... Я выдержу, справлюсь, буду вести себя как обычно, ничем не показывая новых ощущений. Я должен скрыть ото всех в доме свою странную чувствительность к запахам и цветам, чтобы даже проницательный Рити не задавал мне больше опасных вопросов. Целиком поглощенный стремлением сохранить в неприкосновенности свой секрет, я даже мысли о Ренале и скорой разлуке отбросил на второй план, сосредоточившись на себе, но именно эти отчаянные попытки утаить от него возможную беременность меня и погубили. Рени заметил мое состояние и приступил к расспросам.
-Что с тобой, малыш? - бережно усадив меня к себе на колени, допрашивал он. - Ты так напряжен последние дни, и даже в постели, когда я с тобой рядом, ты где-то витаешь от меня в отдалении. Скажи честно, ты не чувствуешь в себе никаких изменений? Может быть ты, наконец, забеременел? Мне даже кажется, что ты и пахнешь теперь как-то иначе...
Попытки отговориться беспокойством о семье и скором возвращении на него не подействовали, и он продолжал присматриваться ко мне, я нервничал, добавляя неуверенности в свои жалкие оправдания, и в один из прохладных осенних дней, за полторы недели до окончания контракта, Рени приехал в поместье с пожилым альфой, в котором за версту можно было опознать лекаря, так внимателен и зорок был его добрый прищуренный взгляд.
-Прости, что не предупредил тебя заранее, Эйли, не хотел волновать, - входя ко мне в "покои", смущенно сказал Реналь, - я пригласил Главного королевского акушера, на всякий случай, позволь ему осмотреть тебя. Не хочу сомневаться и отпускать тебя без осмотра, мне будет спокойнее, если он скажет мне правду о твоем состоянии.
Я замер и побледнел, не зная, как реагировать. Ну вот я и попался, это конец, крах, погибель... Сейчас старичок все поймет, все узнает, скажет Рени, что я беременный, и тогда мне придется расстаться с моим малышом и обречь его невинную душу на горькие страдания с ненавидящим его неродным отцом. О, небеса, почему так жестока судьба? Почему мне суждено испить из ее рук полную чашу горя и сердечных мучений? Сжал руки, стараясь сдерживаться. Нельзя плакать преждевременно, я должен сохранять самообладание... возможно, и нет ничего, и все эти усилившиеся запахи-вкусы я ощущаю совсем по другой причине, нервничая перед скорой разлукой с любимым человеком?..
-Ну-с, раздевайтесь, молодой человек, - ласково обратился ко мне лекарь. - Милорд, а вас я попрошу выйти, чтобы не смущать супруга, дело, знаете ли, весьма деликатное...
-Да, разумеется, доктор, я подожду вас в гостиной, - Реналь вышел, а я предстал перед старичком альфой в чем мать родила, жарко краснея и не поднимая от смущения глаз.
-Так... так... - вертя меня словно тряпичную куклу, бормотал королевский акушер, надавил на живот, заставил пописать в склянку, сунул какую-то крохотную лопаточку в анус, капнул и в склянку, и в лопаточку что-то остро пахнущее из темной бутылки и внимательно рассмотрел на свет, - телесные жидкости изменили цвет, да и реакция на маргузу однозначная. - Так... так... ты сморщился, парень, от сильного запаха, да и нервишки ни к черту, - резко стукнув меня молоточком по коленной чашечке, констатировал он, - что ж, поздравляю тебя с первой беременностью! Судя по цвету маргузы - от месяца до полутора, так что сомнения полностью отпадают. Можно обрадовать Его Светлость, скоро он получит желанного наследника! Ну, что застыл, как неживой? Одевайся, омега, и береги себя, хорошо кушай и много гуляй, а мне пора поговорить с герцогом, - собирая свои инструменты и скляночки, закончил он свой нудный монолог, от первого до последнего слова произнесенный без тени эмоций на одной ноте.
-Мой господин! - в отчаянье воскликнул я, бросаясь ему в ноги. - Постойте минутку, мой господин!
-Что-то не так, омежка? - ласково обернулся он и застыл, увидев бегущие по моему лицу слезы.- Почему ты плачешь? Что хочешь сказать мне?
-Мой господин, - я забыл о смущении и поднял на него умоляющий взгляд. - Я вас прошу, ничего не говорите герцогу Реналю! Скажите, что нет никакой беременности, умоляю! Я не могу здесь оставить своего малыша, ибо супруг Его Светлости угрожал мне, что доведет ребенка до смерти ненавистью и жестоким обращением! Он не хочет растить чужого сына и не примет его, как любимое детище! Пожалуйста, смилуйтесь надо мной и моим ребенком, позвольте нам тихо уехать домой. Я живу на границе, это очень далеко отсюда, и больше никогда не появлюсь в столице, так что никто не узнает правду, и вам ничего не грозит за молчание!