-Вы что-то знаете? Быть может, он сказал вам свое настоящее имя? О, говорите, умоляю...
-Я старый акушер, и принял на своем веку немало родов, но помню каждого малыша, прошедшего через мои руки. А уж этого синеглазого ангелочка было невозможно забыть, ибо такие встречаются раз на тысячу. Не знаю, какая нужда заставила милого омежку податься на Аукцион, взяв чужое имя, но на самом деле зовут его Эвальд люн Кассль, и он второй сынок маркиза Альвина, моего доброго знакомого, так несправедливо наказанного жестокой судьбой, вот потому я пожалел малыша, согласившись не сообщать Его Светлости о беременности, которая к моменту осмотра была около полутора месяцев. Простите старика, на пенсию пора, стал чересчур чувствителен к чужой печали...
-Вот, что и требовалось доказать! - довольно рассмеялся король после ухода акушера. - Все дороги ведут к маркизу Альвину! Да ты совсем сомлел, мой милый братик, от эдаких-то откровений! Давай-ка, улыбнись, счастливый будущий папочка! А может быть, уже и состоявшийся, кто знает? Кстати, а я ведь тоже имею к этому ребенку прямое отношение, и он сразу с двух сторон приходится мне родным племянником! Вот чудеса, какое счастье обрести вдруг сразу много новых родственников! Сколько там, ты говорил, у моего отца сыновей?...
Глава 28
Реналь лан Эккель
Никогда еще путешествие не казалось мне таким медлительным. Если бы я мог, то скакал бы и днем, и ночью, делая кратковременные привалы на обед и ужин и часа два подремать ночью, настолько велико было мое нетерпение поскорее добраться до замка люн Касслей и прижать к сердцу моего милого. Самого любимого, дорогого, прекрасного беременного моего омегу, без которого жить я больше не мог! Уже подсчитав все по срокам, я был почти уверен, что ребенок еще не родился, и очень хотел успеть до решительного часа, чтобы поддержать Эйли за руку и шепнуть "люблю", безмерно сожалея, что не могу принять на себя ждущую его боль родов.
Король беззлобно посмеивался над моим нетерпением, перемигиваясь с принцем Вейром, которого он тоже взял с собой, - после посещения маркиза Альвина королевская чета собиралась с визитом в Чонгун. Он понимал мои чувства, и мы ехали достаточно быстро, почти не задерживаясь на почтовых станциях и отдыхая по ночам не более шести часов. Скорость обеспечивало отсутствие карет и свиты, - молодой государь предпочел ехать инкогнито, с минимальным числом охраны и спутников, так что мы добрались до границы в рекордно короткий срок - за пять дней.
Оставив охрану в гарнизоне, мы взяли с собой только троих телохранителей и быстрым галопом поскакали к замку маркиза люн Кассля. Сердце билось толчками, не столько от быстрой езды, сколько от предвкушения желанной встречи, щеки пылали огнем волнения, и я подставлял лицо свежему теплому ветерку, почти летнему в этом благодатном южном крае. Сейчас, совсем скоро, еще один поворот, и откроется глазу замок, в котором живет мое сокровище, которое я больше никогда не оставлю и никому не отдам! У нас будет самая лучшая свадьба, все звезды на небе я брошу к ногам своего любимого, отдам ему радугу и луну, и свое сердце в придачу! Я искупаю его в бесконечной любви, как в теплом воздушном облаке, я подарю ему всего себя и буду носить на руках всю мою жизнь!..
Замок предстал перед нашими восхищенными взорами в свете угасающего весеннего дня, как сказочный терем-теремок, - обустроенный, новенький, весь с иголочки. Длинные тени и солнечные лучи позади стройных башенок, - мы замерли и на минуту остановились, собираясь с духом.
-Ты как, готов? - еле дыша от волнения, спросил король.
-Готов, Ваше Величество, - в том кузену ответил я. - Поедем, потихонечку... Мы без предупреждения, как бы не напугать хозяев неожиданным визитом.
На подъездной аллее никого не было, но в доме чувствовалось странное оживление. В раскрытую дверь высунулся слуга, растерянно огляделся и исчез, не обратив на нас никакого внимания, слышались взволнованные голоса, кто-то вскрикнул, а сбоку от крыльца в растерянности стоял пожилой альфа, комкая в узловатых пальцах деревянные четки...
-Похоже, что-то не в порядке, - озабоченно пробормотал Король, поспешно спрыгивая с лошади. - Не скажешь ли, любезнейший, дома ли маркиз Альвин? - обратился он к старику, вскинувшему на нас удивленный взор. - Да все ли у вас благополучно? Мы прибыли издалека по важному делу, но видимо, выбрали для визита неудачное время...
-Приветствую вас, важные господа, - заученным тоном опытного дворецкого ответил альфа. - Прошу вас, проходите в гостиную, я позабочусь о ваших лошадях. Хозяин дома, но вряд ли он сможет сейчас оказать вам должный прием. Если располагаете временем, вам придется немного обождать, когда он уделит вам внимание, но лучше вам перенести визит на завтра. Надеюсь, что к тому времени все наши волнения останутся позади, - старик подозрительно хлюпнул носом и я заметил ползущую по его морщинистой щеке одинокую слезу.
-Но что случилось в вашем доме? - чувствуя нарастающую в груди тревогу, выкрикнул я. - Кто-то болен, или... может, молодой господин рожает? С ним все в порядке, отвечай скорее!
-Откуда? Вам? Известно? - с трудом справляясь с голосом, удивился старик, и вдруг не выдержав, скривился в плаче. - Второй уже день как мается, сердечный, а лекарь гарнизонный ничего в этих делах не понимает, хоть говорит, что доводилось ему принимать малышей, но такого тяжелого случая, как у нашего Эви, не припомнит. У нас в деревне только знахарь, а ентих докторов омежьих нет в округе, и все, что нам остается, молиться бессмертному Юйвену...
-Нет, ни за что! - помертвевшими губами еле выдохнул я, бросаясь к крыльцу, за мной Король с принцем, но тут откуда-то сверху раздался голос, который я узнал бы из тысячи. Мой любимый бесценный голос, он пел, вкладывая в песню всю боль и страдания, которые владели сейчас его телом. Чувствовалось, что пение дается ему с трудом, голос вибрировал на высоких нотах, почти замолкая на низких, но впечатление от этого необыкновенного вокала было потрясающим, и мы замерли, словно завороженные, не в силах двинуться с места. По телу бежали мурашки, а на глаза навертывались соленые слезы.
-Что? Что это такое? Кто это так поет? - сорвался вопрос с губ короля.
-Наш мальчик и поет, - скорбно поджав губы, ответил пожилой слуга. - Никогда не видел столь мужественного омеги, который переносил бы боль так терпеливо. Он спросил разрешения у лекаря петь, вместо того, чтобы кричать, вот и поет, когда немного отпускает... Вот, эта его баллада, он сам все сочинил, и слова, и мелодию тоже...
Сердце мое, я опять обращаюсь к тебе,
Сколько мне петь, чтоб забыть навсегда об утрате?
Талая ночь отступает за горный хребет,
Сердце мое, друг ты мне или предатель?
Сердце мое, ты сегодня почти не болишь,
Помни, что было разбито, уже не составишь,
В синем тумане рождается новый рассвет,
Сердце мое, почему в мире холод и тишь?
Веришь ли ты, в то, что он никогда не вернется?
Сердце мое, не давай мне холодный ответ...
Песня прервалась, и ее сменил мучительный стон, отозвавшийся во мне безумной отчаянной болью. Мой любимый страдал совсем рядом, а лекарь уже расписался в своем бессилии, и я тоже ничем не мог ему помочь. Если бы мы только знали, то прихватили бы с собой весь штат акушеров королевской лечебницы, но сейчас, в этих отчаянных обстоятельствах я совершенно не представлял, что реально могло спасти жизнь Эйлина...
-Господа, - встретил нас в гостиной хозяин замка, - мне сообщили о вашем приезде. Простите за невежливость, но у нас сейчас такие обстоятельства...