Две половинки нефритового украшения идеально совпали друг с другом, став в руках маркиза единым целым. В тот момент, когда отец и сын по традиции обменялись подвесками, надев золотые цепочки на шею друг друга, глаза обоих подозрительно увлажнились, но они не стеснялись этих тихих и радостных слез священного единения...
-О, это ж плач ребенка! Вы слышите, отец? - вскрикнул король, - мой Вейр сделал это! Пойдемте, я уверен, что нас ждут хорошие новости!
Они поспешили в небольшой холл перед комнатой Эвальда, где тесно стояли домашние слуги, терпеливо ожидая исхода операции. Детский голосок слышался здесь громче, вызывая на напряженных тревожных лицах невольную улыбку.
-Что, Мичи? Что? - бросился к управляющему маркиз Альвин. - Все ли там благополучно?
-Ребенок... плачет... - обращая на хозяина бессмысленный мутный взгляд, невпопад ответил альфа, - он плачет... громко... и господа приезжие разговаривают в комнате, а голоса Эви давно не слышно...
-Сейчас мы все узнаем, Мичи, - с сочувствием глядя на парня, преувеличенно бодро сказал Альвин, - все обойдется, вот увидишь...
Спустя несколько минут из двери вышел знахарь, неся завернутого в мягкую ткань младенца.
-Ваш внук, господин Альвин, - с поклоном объявил он, передавая маркизу драгоценный сверток. - Красавчик-альфочка, доставивший своему папочке так много боли.
-Но почему ты принес ребенка мне, Ванчай? - принимая на руки малыша, спросил Альвин. - Там же отец его, господин Реналь...
-Он едва взглянул на него, снова переключив все внимание на Эвальда, - усмехнулся знахарь, - но вы не волнуйтесь, это бывает, когда альфа очень любит своего омегу и беспокоится за него, а роды трудные. Его отцовское сердце еще молчит, слишком измученное переживаниями за любимого, и в первую минуту не принимает ребенка, до тех пор, пока омега не придет в нормальное состояние. Так выражается своего рода ревность или обида, не знаю, как правильно назвать, за причиненную боль дорогому человеку.
-Как Эвальд? Его голоса давно не слышно...
-Он без сознания из-за пережитой им сильной боли, но это тоже нормально. Его организм отключился, чтобы выжить, и как только боль уменьшится, он придет в себя. Сейчас приезжий лекарь накладывает швы, наш доктор ему помогает. Этот омега ведь чонгунец, верно? Какие времена настали, прям не верится глазам, недавние враги стали друзьями! Он молодец, этот чернявый парень, никогда не видел столь умелого акушера! Нам его сам Юйвен послал, чтобы он вовремя помог молодому господину.
Вейр вышел спустя полчаса. Устало улыбнулся, принимая слова благодарности от всех присутствующих и подошел к Государю, принимая предложенную им руку. Ребенка унес горничный Велен, слуги спустились вниз в залу, а господин Альвин и его высокие гости вернулись в маленький кабинет маркиза.
-Мы истопили баню, Ваше Высочество, - уведомил хозяин, - вы с дороги, да еще и операцию делали, вам надобно помыться перед сном. Скажите, как мой сын? Нет слов, чтобы я мог выразить вам свою благодарность!
-Надеюсь, мой брат вне опасности, господин Альвин. Утром проверю шов, если все окажется нормально, то заживление пройдет быстро. Еще несколько дней, и он полностью поправится. Но должен вас огорчить: во время операции я обнаружил небольшое отклонение в его организме, из-за которого он, собственно, и не смог родить естественным путем, так что вряд ли Эйлину удастся в будущем еще иметь детей.
-Ничего, это не страшно, - не скрывая слез радости, низко склонил голову маркиз люн Кассль, - он жив, и это главное. Но... вы сообщили об этом герцогу?
-Да, но он даже обрадовался этому известию, сказав, что ему вполне достаточно одного сына, и он ни за что на свете не заставил бы своего милого пережить такой ужас еще раз!
-Нужно позвать его, чтобы отдохнул, покушал и тоже сходил в баню.
-А вот это, думаю, бесполезно, господин Альвин! - тихонько рассмеялся Вейр. - Его и за уши не оттащишь от постели Эйлина, пока его любимому не полегчает. Лучшей сиделки нельзя и придумать! Да он страдал куда сильнее, чем роженик, хотя и не испытывал физической боли. Любовь делает чудеса, преобразив нашего ироничного насмешника герцога до неузнаваемости.
-Но где же ты обучился искусству врачевания, Вейр? - воспользовавшись паузой, изумленно спросил король. - И о скольких еще твоих скрытых талантах мне неизвестно?
-Мой государь, я предпочел бы не иметь таких талантов, - печально усмехнулся принц Вейр, - но я не был волен в выборе занятий, так как вырос в маленьком нищем королевстве, где все дети, в том числе и королевские, с малых лет воспитывались как воины. Наши предки были слишком горды, чтобы просить помощи у соседей, предпочитая брать необходимое в сражениях, и мы не знали иных наук, кроме военной. Кроме занятий по стрельбе и верховой езде, умения владеть мечом и строить стратегию боя, мы с братьями-омегами были обязаны три раза в неделю работать в полковом лазарете, куда доставляли на излечение тяжело раненых солдат. Нас учили военной хирургии, делая упор на практических занятиях, так что с четырнадцати лет я осваивал науку спасения жизней, сшивая порванные мечами и стрелами внутренности и ампутируя несчастным бедолагам руки и ноги.
-Но акушерство? Как ты освоил эту часть лекарской науки?
-Вам интересно, мой Государь? Ну, что ж, извольте, я расскажу. В шестнадцать я первый раз ослушался отца, удрав из дома на войну, и он наказал меня весьма необычным способом, сослав на год в родильное отделение городской лечебницы. Поначалу я сильно бесился от того, что вместо славных героев сражений моими пациентами стали исключительно брюхатые омеги, но потом собственная природа проявила себя в моем сознании, и каждого новорожденного я с гордостью держал на руках, словно собственного ребенка, испытывая настоящее счастье и радость! И я очень рад, что сегодня мои познания в этом деле оказались весьма полезны!
Он оглянулся на маркиза, который слушал их весьма рассеянно, наклонился ближе и шаловливо шепнул в самое ухо своему королю, - Мой повелитель, Вы ведь сопроводите меня в баню?
-Конечно, любовь моя, - был ответ.
Эвальд люн Кассль
Боль, сильная, но вполне терпимая... Бережные поглаживания чьей-то теплой руки... Я почувствовал эти такие разные ощущения одновременно, еще будучи на уровне подсознания, и тихо застонал, от странной смеси физических страданий и утонченного наслаждения, не понимая, как можно испытывать все это в одно и то же время, все вместе и все-таки по отдельности...
-Мой Эйлин... - нежный любящий голос, шепотом повторяющий мое вымышленное имя. Так звать меня мог лишь один человек на свете, и я открыл глаза, боясь не увидеть его, а всего лишь проснуться. - Эйлин, слава небесам, ты пришел в себя... - измученное, но счастливое лицо Реналя, его покрасневшие от бессоницы веки, рядом со мной, у моего изголовья, - мой Эйлин, любимый, скажи, как ты сейчас себя чувствуешь? Очень болит, мой хороший?..
-Я Эвальд... - не знаю, зачем я сказал это, наверно просто потому, что хотел услышать от него свое настоящее имя, - я Эвальд... люн Кассль... Простите за обман, мой герцог...
-Да. Знаю. - теплые пальцы сместились на шею, потом на лицо, тихонько гладили мне щеки и брови, касались волос на голове. Так мягко, приятно, что даже боль внизу притупилась, и я на секунду забылся, плывя по волнам незабытых ощущений, когда Рени вот так же ласкал меня, просыпаясь по утрам рядом. - Привычка, мой милый, но я отучусь от нее, и скажу тебе: Эвальд... Мой Эви, сокровище мое, как же я счастлив, что нашел тебя...
-Мой сын? ребенок? - как же мог я забыть о главном!? - Он... с ним все нормально? О, Реналь, где же мой малыш? Я так хочу его увидеть!