Что до самой Франсуаз де Ментенон, авторы показывают нам ее в период, когда она была еще далека от того, чтобы вытеснить из жизни короля Атенаис де Монтеспан, хотя намек на будущее подруг дан ими еще в первом томе, в сцене въезда монарха в Париж 24 августа 1660 года, который героини наблюдают с балкона Кривой Като де Бове: «Луи XIV проехал мимо трех женщин…, совершенно не подозревая, какую роль они сыграют в его жизни».
В «Пути в Версаль» подруги посещают Катрин Лавуазен, чтоб узнать, суждено ли Атенаис завоевать сердце короля. Гадалка всем трем клиенткам — Атенаис, Франсуаз и Анжелике — предсказывает любовь монарха, и раздражительная Атенаис, возвращаясь от предсказательницы, брюзжит: «Жалкого су не стоит слово этой женщины. В жизни не слышала подобного вздора… Всем одно и то же говорит!»
Да, Франсуаз пока не достигла вершин своей судьбы. Она еще не мадам де Ментенон, она только вдова Поля Скаррона, родившаяся от Констана д'Обинье, заключенного в тюрьму за участие в заговоре Гастона Орлеанского и женившегося на дочери коменданта тюрьмы Жанне де Кордильяк. Названная по имени крестного отца, Франсуа де Ларошфуко, она родилась в тюрьме и выучилась читать по тому Плутарха, а гусей пасла с книгой поэта и моралиста минувшего века Ги Пибрака под мышкой. Поль Скаррон учил жену языкам и искусству стихосложения. Умирая, поэт сказал жене: «Прощайте, вспоминайте иногда обо мне. Я не оставляю вам богатств; и хотя добродетель не приносит их, я все же уверен, что вы всегда будете добродетельны»[62].
Именно добродетель Франсуаз Скаррон позволяет ей увидеть в Анжелике «то, за что многие красавицы отдали бы жизнь, но чего они никогда не получат» — душу.
Тем не менее, «Анжелика с удивлением отмечала, что не находит в ней теплой, доверительной дружбы, какую ей дарила Нинон де Ланкло»[63].
Блестящая парижская куртизанка, салон которой посещали Ларошфуко и Мольер, а также шведская королева Кристина, — остроумная и образованная женщина, один из сыновей которой стал военным министром, а другой — застрелился от трагической любви к собственной матери, Нинон де Ланкло (по утверждению Вольтера, дочь профессионального музыканта), выступает в романе Голон умным и верным другом Анжелики, «наперсницей ее затей», несмотря на то, что она на много лет старше героини романа. Она рассказывает Анжелике историю несчастной любви Сен-Марса к Марион Делорм, которая была всего на три года старше ее самой, и Анжелика просит: «Нинон, не говорите со мной, как бабушка, это вам не идет».
Добродетельность Франсуаз Скаррон — замкнута. Интеллигентная доброта Нинон де Ланкло открыта для дружбы. Этим она и дорога Анжелике.
Супруги Голон о супругах Пейрак. Ч.7
В «Анжелике и короле» авторы отступают от формы собственно авантюрного романа, все более прибегая к приемам романа нравоописательного. Они погружают нас в атмосферу полной противоречий эпохи Луи XIV — времени, когда «двор представлял собою только сборище врагов и соперников»[64], когда «король, окруженный своим двором, охраняющий привилегии дворянства перед буржуазией, а с другой стороны, обеспечивающий буржуазии прочность ее торговых операций, — этот король становится центром национальной жизни, повелителем, нации в целом»[65].
Что привлекает супругов Голон в этом времени?
Вернувшийся на пост президента после двенадцатилетнего перерыва в результате голосования в парламенте, последовавшего за алжирским путчем 13 мая 1958 года, генерал де Голль взял курс на политику режима авторитарной власти. Право назначать председателя Совета министров и распускать Национальное собрание де Голль получил с принятием 28 сентября 1958 года Конституции Пятой республики. Конституции, которую видный деятель Франсуа Миттеран уже в период обсуждения ее проекта назвал «республикой в монархическом корсете»[66].
«В этот период, — указывал Ф. Миттеран спустя четыре года, — это был голлизм, не стесняющийся в средствах... В результате последних выборов мы вступили в новую фазу, которую я назвал бы законоподобной. Но, тем не менее... голлизм был и остается... обреченным на авантюру, равно как и на диктатуру»[67].
Монархические замашки Шарля де Голля распространялись, впрочем, не только на внутреннюю или колониальную политику в Северной Африке, но и на внешнеполитический курс в Европе. «Трибюн де насьон» писала в мае 1962 года: «Придя к власти, де Голль сразу же попытался установить самые тесные связи с Аденауэром. В ноябре 1958 года он встретился с канцлером в Бар-Крейнцихе... Видя, что Франция сегодня не так сильна, как во времена Людовика XIV или Наполеона, хозяин Елисейского дворца решил, что единственным способом вернуть стране ее былое величие может быть воссоздание огромного государства, подобного империи Карла Великого, руководство которым принадлежало бы Франции. Этот нелепый план глава Французского правительства изложил в третьем томе своих мемуаров: „Добиться политического, экономического и военного объединения стран, расположенных в районе Рейна, Альп и Пиренеев, превратить эту организацию в третью могущественную силу на земле, а если понадобится, то и в арбитра между советским и англосаксонским блоками... Именно в этом мой долг“»[68].
63
68