Совершенно очевидно, что ни Пейрак с Ванрейком, совершающие обход мест сражений с пиратом Золотобородым, ни Анжелика, перевязывающая раны противникам Пейрака и оперирующая раненого ею в порядке самозащиты Аристида Бомаршана («Искушение Анжелики») — не просто дань литературному стереотипу благородных пиратов и их подруг: «Захватывая чужой корабль, люди Миссона... оказывали необходимую помощь раненым и больным»[106].
Либерталия Миссона погибла вследствие нападения местных племен и сопутствовавшего ему стихийного бедствия. Колония де Пейрака переживает, помимо борьбы со стихией, катаклизмы социального плана, близкие к невзгодам, постигшим колонию, описанную Ф. Купером.
Утопичность планов Пейрака, основанных на его безоговорочном антиклерикализме и антибюрократизме, усугубляется индивидуализмом.
Но надо признать, что без этих черт, в сочетании с рискованностью, в конечном счете — авантюризмом его натуры, перед нами был бы другой, совсем другой человек, причем, весьма вероятно — утративший добрую половину своего обаяния. Ведь дело не только в «двойственности мировоззрения наших героев», как полагает А. Эпштейн. Разумеется, герои романа «продолжают жить обветшалыми, но дорогими для них феодальными воззрениями и традициями» — и в этом, смеем заметить, достоверность их образов, правда истории. Притягательная же сила образа де Пейрака в значительной степени заключается в его причастности к когорте авантюристов и романтиков, без которых так бедна была бы сокровищница мировой литературы. Он — собрат героев А. Дюма-отца, Эдмона Дантеса и д'Артаньяна, и героев, порожденных фантазией нашего соотечественника А. Грина — Артура Грея и Друда, и множества других персонажей полюбившихся нам книг.
Супруги Голон о супругах Пейрак. Ч.12
В «американских» томах романа-потока Голон перед читателем раскрывается широчайшая панорама Нового Света. Точно воссозданная историческая обстановка, атмосфера жизни поселенцев, ярчайшие пейзажи — все эти свойства авторской манеры обретают здесь истинное величие и мощь. Географическая карта этих книг густо населена, и каждый персонаж — будь то француз, католик или протестант, англичанин или индеец, явился на страницы со своей судьбой, своей психологией, своей достоверной индивидуальностью.
Бросается в глаза ожесточенность, с которой делают первые шаги по американской земле новоиспеченные колонисты: в первые же дни они вынуждены дать сильный отпор подосланным к ним воинственным ирокезам.
Но не потому ли эта кровавая сцена смущает нас, что мы привыкли к наивному гуманизму отечественных произведений о путешественниках, словно не существовало бессмысленных кровопролитий по инициативе дикарей, вроде описанных русским «открывателем Америки» Г. И. Шелиховым в его записках[107]?
Да, Пейрак стреляет в индейцев, покушающихся на его жизнь. Но с теми, кто протягивает ему руку дружбы, он готов заключить союз, основанный на взаимном уважении. Со старым вождем Массасуа он обсуждает даже свои глубоко личные дела, выслушивает мнение индейца об Анжелике и прислушивается к нему. Слова старика помогают графу преодолеть свои сомнения, почувствовать приток сил для осуществления своих планов.
Анжелика стала добрым гением колонии Голдсборо. Она лечит людей (вот когда пригодились уроки деревенской колдуньи, жившей в окрестностях ее родового поместья Монтелу!), помогает женщинам при родах. Ее просят дать имя первому родившемуся в Новом Свете ребенку — и она, конечно, называет имя Шарль-Анри...
А молва... Ох, уж эта молва! Когда родилась первая сплетня?..
Молва окрестила Анжелику Дьяволицей. Специальный агент квебекского иезуита д'Оржеваля, Марэш де Вернон, под именем моряка Джека Мервина ведет тайное расследование, цель которого — установить справедливость этого утверждения. Отец де Вернон — человек, стоящий выше предрассудков и уготовленной ему миссии шпиона. Его интеллигентность не позволяет ему «установить истину» простейшим способом: поначалу хладнокровно наблюдающий, как тонет Анжелика после кораблекрушения, Мервин-Вернон, убедившись, что «Дьяволица» может погибнуть, кидается ее спасать.
Раскрыв вскоре Анжелике свои карты, иезуит-шпион ведет с ней откровенный разговор о ее причастности к дьявольской свите. А потом пишет своему патрону донесение о «невиновности» графини де Пейрак: рапорт, исполненный глубоких аргументов, по всем правилам теологической и демонологической науки. «Чертовщина, приличествующая Средневековью», как выразилась И. Рубанова? Нет, текст письма Вернона заимствован писательской четой из подлинного донесения о демонологии, относящегося к XVII веку.
107