Так начинается одна из самых удивительных глав всего романа-потока Голон, «Истина и вино» из «Анжелики и заговора призраков».
По примеру хозяина его гости друг за другом отвечают на вопрос: «Что бы я хотел делать, если бы моя судьба сложилась иначе?». И каких только открытий не делаем мы вместе с персонажами книги!
Конечно, нет ничего неожиданного в том, что Пейраку недостает кельи алхимика: за свое пристрастие к науке он и был обвинен в колдовстве. Не удивительно и желание Барсампи «быть своим старшим братом», чтоб устраивать «праздники, как Фуке в Во-Де-Виконт»: судьба младшего сына в дворянской семье, как известно, всегда была печальной. В желании акадийского помещика Гранбуа быть богатым и спать с молодой женой тоже не было бы ничего удивительного, если бы не его аргумент: «Не могу спать один. Мерзну. И страшно»...
Но внезапное признание его соседа Вовнара о несбывшемся желании стать иезуитом «ошеломило всю компанию: всем был известен бешеный нрав этого человека». А он не воплотил свою мечту, потому что «испугался. Понял, что духовное лицо всегда стоит одной ногой в потустороннем мире».
Причина, по которой старый морской волк Эриксон желал бы стать польским королем, внушает уважение: «При коронации польские короли дают обет трудолюбия».
Бедность заставила и Фальера покинуть полк мушкетеров, чтобы сменить шпагу, которой он неважно владел, на инструменты топографа.
Парадоксальное желание жизнелюба Вильдаврэ — быть женщиной — могло бы показаться наивным по мотивировке («Завидую их веселости, расточительности, нарядам, беззаботности»), если бы вскоре маркиз не проявил тонкое понимание женской психологии: «Она без ума от вас, — говорит он Жоффрэ. — Кроме вас, никто в счет не идет». И поясняет: «Вы — единственный, кто может заставить ее страдать». А Пейрак, подумав, соглашается, что «в этом истина любви — быть способным заставить страдать, внушать опасения», ибо «если сердце разрывается, значит, оно любит».
Более же всего удивляет общество — и читателей — интендант Карлон, сознавшись, что в юности учился праву с Жан-Батистом Покленом[113] и хотел, как он, стать актером. Но отец поколотил его палкой и пригрозил выгнать из дому, и Карлон стал чиновником.
Анжелика утешает интенданта тем, что Мольер «дорого платит за аплодисменты королевского двора». И Жоффрэ старается развеять нахлынувшую на участников беседы грусть, поднимая бокал «за нашу жизнь! За наши удачи! За наши мечты!.. За Мольера! — добавил он, повернувшись к Карлону.
- За Мольера, — повторил Карлон чуть слышно, и глаза его увлажнились...
...Они медленно выпили. И в искрящемся вине виделись им южное солнце, и холмы с призрачными пещерами, и воскресла в памяти поэтичная картина сбора винограда, и потемневшие от времени виноградные прессы, и обнаженные тела мужчин, ныряющих в булькающий и пенящийся сок в исполинских дубовых чанах.
- За Бургундию! За французское вино! За короля Франции! — восторженно выкрикивал Вильдаврэ.
И при мысли о том, как далека от них родина, как забыты они на этой бесплодной земле, им захотелось плакать. И не знали они, чего более в этих слезах, горечи или нежности к старшей дочери Церкви — Франции, на алтарь которой они готовы были принести все свои бесчисленные жертвы.
Карлон тоже плакал. Он думал о Мольере».
И читатель (если он оправдывает то высокое к нему доверие романиста, о котором писал Пьер Декс) невольно проникается щемящей ностальгической нотой этих строк, вызывающих и в наших душах резонанс воспоминаний об ушедшем, несбывшемся, далеком и дорогом: о большой и малой родине, об устремлениях юности и о том, что, по словам Гранбуа, «когда наступает время все узнать как следует — пора умирать».
Но, как любит повторять оптимист Вильдаврэ, жизнь прекрасна.
Супруги Голон о супругах Пейрак. Ч.14
В Новом Свете жизнь бьет ключом. Купцы, ремесленники, всесильные иезуиты, «лесные бродяги», которые «совместно с индейскими трапперами занимались незаконной торговлей, контрабандой, охотой и рыбной ловлей»[114], — вот неполный список тех, с кем в Квебеке сталкиваются супруги Пейрак.
Неоднозначные, психологически сложные, этнографически точно выписанные образы индейцев соседствуют здесь с яркими характерами старожилов колонии: мудрой, гуманной монахиней Маргерит Буржуа, встреченной Анжеликой еще в Тадуссаке, где она познакомилась и со стариком Кариллоном; в Квебеке же есть свой старик, Лубетт, в отличие от живущего с правнучкой Кариллона — совсем одинокий; Сабина де Кастель-Моржа носит ему еду, а маркиз де Вильдаврэ мечтает заполучить его красивый и добротный дубовый буфет...