Отдышавшись, прошёл в пустую комнату рядом с «кухней» и поставил там кирку, сразу за дверью, слева. Примерился несколько раз, чтобы быстро, одним движением, распахнуть дверь и схватить своё оружие. Выходило неплохо. Если ему удастся добежать до этой двери, спасаясь от смерти, то они будут очень удивлены неприятным сюрпризом.
Он прошёл в ванную, осмотрел себя перед зеркалом. Вытряс из волос ещё пару засохших тараканьих трупов, потом снял рубаху и обмылся до пояса, ополоснул под душем голову, прополоскал пересохший рот.
Потом достал телефон, посмотрел время: 11:23. Звонить этой Энн уже поздно. Но можно хотя бы убедиться, что её телефон записан в книжке. Или номер этого… Макабра.
Он быстро пролистал букву «А» — никакой Энн там конечно не было.
Дошел до «М».
Вот, Макабр. Данс Макабр.
Не задумываясь, нажал кнопку вызова.
Несколько минут слушал безответные гудки. Сделал отбой.
Он опоздал. Он должен был позвонить в одиннадцать. Опоздал. Возможно, этот звонок стал бы его спасением…
«Чушь. Ты несёшь какую-то чушь, парень. Нет никакого Макабра, никакой Энн — они тебе приснились».
«Тогда откуда этот Макабр в моём телефоне?» — спросил он себя тут же.
На этот вопрос ни Дик — первый, ни Дик — второй ответить не могли.
Он попробовал вызвать неизвестного Макабра ещё раз — безуспешно.
«Макабр… Данс… Данс Макабр… Где-то я уже слышал это имя… Что-то французское… Что-то страшное… Нет, чувак, хватит накручивать себя! Ничего страшного нет. Данс Макабр — звучит несколько странно, но чёрт их побери, этих французов, они вообще странные ребята».
На индикаторе зарядки оставалось два деления. Телефон давно уже не новый, так что батарея на двух делениях не сулила ничего хорошего.
Ладно, не проблема, просто нужно найти зарядник.
Он не отважился вытереть голову её полотенцем, поэтому поелозил по своему ёжику рукавом рубахи и вышел из ванной.
Крадучись, почти на цыпочках добрался до спальни, осторожно, чуть-чуть, приоткрыл дверь и заглянул в образовавшуюся щель.
Кровать была пуста. Спальня была пуста. Её не было.
3
Голова гудела. Он зажмурился от света лампы в головах кровати, застонал, кое-как отдирая присохший к нёбу язык. Кряхтя, поднялся и сел, свесив ноги.
Какой кайф проснуться в своей постели, у себя дома! Чтобы убедиться, что это не новая насмешка сознания, повернулся и глянул в окно.
Вечереет. На улице уже горят фонари. Голова трещит, в ней при каждом движении перекатывается килограммовая гиря и бьётся о стенки черепа, оглушая, причиняя боль, почти лишая сознания. Чёрт! Вот это они дали сегодня, в «Джастине»!
Он попытался сосредоточиться и вспомнить, но не вспомнил ничего, кроме обрывков идиотского кошмара, в котором шатался по тёмному подвалу и трахал какую-то психопатку в доме без окон и дверей.
Пришедшая в затуманенную голову догадка заставила его оттянуть резинку трусов, заглядывая внутрь. Ну так и есть: тёмные, еще не засохшие скользкие пятна красноречиво подтверждали подозрение. Чёрт! Давненько у него не было девчонки! Удручённый бездействием Дик-маленький терроризирует мозг, а тот не находит ничего лучше, как подсунуть ему кошмар эротической направленности. Нужно идти в ванную, смывать с себя своих мёртвых детей…
Нет, не надо о мёртвых детях! Тот таракан в ухе мумии-мальчика был просто ужасен… Не дай Бог увидеть такое в реальности.
Дик поднялся, стянул с себя противно липкие трусы и пошлёпал босыми ногами в гостиную.
Тут было темно. На разобранном диване маячила вверх-вниз белым пятном чья-то голая задница, слышалось пыхтение.
— Эй! — позвал он. — Кто там?
Движение приостановилось, и голос Хьюго ответил ему:
— Выдрыхся? Иди, куда шёл, не мешай.
Значит, они всё-таки сняли кого-то в баре. Но досталось только Хью, а Дику пришлось довольствоваться поллюциями. Ну и ладно.
— Я после тебя, — пробормотал он. — Только ополоснусь.
Да нет, пожалуй, это была бравада. С гирей в голове пытаться кого-то трахнуть…
Хьюго не ответил, задвигал голым задом, запыхтел; девчонка, раскинувшая под ним ноги, издала поощрительный стон.
Дик доплелся до ванной, ладонью придерживая голову, чтобы в ней не так отдавались шаги. Залез под прохладный душ и плескался минут пятнадцать, но человеком себя так и не почувствовал.
«Что ж ты так надрался-то, идиот?!» — мысленно проворчал он, вытираясь почему-то влажным полотенцем. Эти двое, похоже, пользовались им. Черти.
Зашёл на кухню, потянул из коробки молока — тёплого, воняющего животным, противного. Захотелось блевать, но он справился с собой, поплёлся обратно в гостиную, прихватив коробку с собой.