— Как вам сказать…
Девушка, конечно же, никогда не видела печей.
— У меня была печка, — говорит покупатель, — когда я жил в Маньчжурии. Она напоминает калорифер, но это не одно и то же. Она вделывается в стену, как камин. Какое удовольствие — сидеть у печки зимой и подбрасывать в неё поленья!
— Вам упаковать как подарок?
— Нет, нет. Просто заверните.
Покупатель достаёт из чёрного кожаного бумажника деньги, расплачивается, берёт свёрток и, поблагодарив девушку, уходит. По его манерам и одежде видно, что он солидный человек, занимающий высокий пост в какой-нибудь фирме.
Придя на службу, он разворачивает свёрток, ставит покупку на стол, закуривает сигару и нажимает кнопку. И шкатулка так же, как там, в магазине, поёт очаровательную песенку:
Как весело у печки
В холодный снежный вечер.
Гори, огонь, гори,
И мы поговорим…
— Подпишите, пожалуйста, — говорит, входя в кабинет, молодой клерк с папкой в руках и, заметив на столе музыкальную шкатулку, восторженно восклицает: — Ого!.. Это ваша шкатулка, господин управляющий? — Он улыбается, показывая белые крепкие зубы.
— Конечно, моя!
— Купили сыну подарок?
— Мой сын учится в колледже. Ему скорее подойдёт какой-нибудь духовой инструмент, чем музыкальная шкатулка, — рассмеявшись, говорит управляющий.
Молодой человек тоже смеётся и поворачивается, чтобы уйти, но управляющий останавливает его в дверях:
— Постой, Кусуноки. Говорят, ты собираешься жениться.
— У меня есть на примете девушка. Но о женитьбе ещё разговора не было.
— Гм… да, супружеская жизнь… — многозначительно произносит управляющий и тут же добавляет: — Впрочем… об этом не стоит… Приготовь-ка, пожалуйста, бумаги к докладу.
Управляющий долго сидел за столом, покуривая сигару, и разглядывал купленную шкатулку. Незатейливая песенка разбередила в его сердце старую рану.
«Как весело у печки в холодный снежный вечер…» — пробормотал он вслед за шкатулкой.
С этой песенкой для него была связана одна история, которая случилась лет восемь назад.
Тогда тоже дул холодный ветер, небо было пасмурным, а к вечеру повалил снег. Это случилось, кажется, незадолго до рождества.
После какого-то очередного делового банкета, устроенного в ресторане на Янагибаси, его усадили в одну машину с председателем правления фирмы.
— Вы здорово поработали, Аримура-кун! Поздравляю! — председатель откинулся на сиденье.
— Что вы! Вышло не так уж удачно, как хотелось… но устал я порядочно…
— Что ж, теперь не грех и отдохнуть! Тут неподалёку, на Гинзе, я знаю очень уютный бар… Кстати, как здоровье вашей супруги?
— Спасибо… немного лучше. Как будто поправляется.
— Ну, сердечно рад… Да, трудновато вам приходится… А как сынок?
— Ничего, слава богу… У меня сейчас тёща гостит, так что легче…
Итиро Аримура посмотрел в окно. За стеклом машины мелькал снег, огни; еле пробивающийся сквозь порошу свет неоновых реклам напомнил Аримуре тусклый огонёк в окне больничной палаты, где пятый месяц лежала его жена, страдавшая тяжёлой формой диабета.
И тут же ему вспомнилась круглая беленькая мордашка сына. Мальчик наверняка давно спит. Сегодня с утра он всё просил — купи музыкальную шкатулку. Теперь она лежала в портфеле.
Как весело у печки
В холодный снежный вечер.
Гори, огонь, гори,
И мы поговорим…
Теперь как раз холодный снежный вечер; городские сумерки заштрихованы снегопадом, но снег лишь слегка побелил улицы, где виднеются следы автомобильных колёс и отпечатки ног.
Близилось рождество.
— Остановите здесь, пожалуйста.
Машина остановилась у здания фирмы «Джинцу». Касаи и Аримура вышли и, завернув в переулок, спустились в бар. Как только они открыли дверь, в лицо им пахнуло тёплым, душным специфическим запахом бара. Одна из женщин встретила их бесцеремонным: «А! Добро пожаловать!» Они прошли и сели в полумраке кабины — друг против друга. Женщины подходили, подсаживались, здоровались. Бой принёс горячие мокрые полотенца. Аримура растерянно следил за этим обязательным для баров Гинзы ритуалом, прислушивался, о чём говорит Касаи с женщинами.
— Что-то вы давно, Каса-сан, к нам не заглядывали.
— Но, клянусь, остался вам верен. Просто сейчас дел по горло — конец года.
— Что-то не верится. А кто с вами?
— Господин Аримура, управляющий отделом нашей фирмы.
В связи со всякими деловыми встречами Аримуре порой приходилось бывать в барах на Гинзе, но они ему не нравились; в барах он чувствовал себя так, точно ему показывают по частям один и тот же утомительный фильм. И зачем только взрослые люди сюда ходят? Все эти заведения на одно лицо, и разговоры здесь ведутся без конца одни и те же.
— Какой он скромный, этот господин. Прямая противоположность вам.
— Он-то? О, да! Про него сказано у поэтов: «примерный муж и преданный отец». Послушайте, мадам, а не совратить ли вам его?..
Аримура понял: сидящая против него женщина в чёрном кимоно с оранжевым оби — хозяйка бара. Положив руки на колени, она сплела ослепительной белизны пальцы и улыбнулась Аримуре.
И тут же ему представилась жена, её бледное лицо — она лежит на койке у белёсой стены, и тело у неё маленькое, худенькое, сморщенное.
— Мальчик здоров? — спрашивает она.
— Разумеется. Обещал тебе написать.
Аримура опускает голову и водит носком ботинка по полу, пропитанному дезинфекцией.
— Я подурнела… стала тебе противна.
— Дура! — сердится он. — Болтаешь всякие глупости.
Вспомнив разговор с женой, Аримура спохватывается — где музыкальная шкатулка? Здесь, в портфеле!
— Папочка, прямо беда! — говорил на следующее утро Соитиро, засовывая руки в кармашки кофты.
Тёща и прислуга помогали Аримуре собираться на работу.
— Что ещё за беда? — спросил он, завязывая галстук.
— Папочка, шкатулка шипит, — сказал Соитиро виноватым голосом.
— Не может быть. Вчера хорошо играла.
— Вчера играла, а сегодня шипит.
Аримура послал прислугу за шкатулкой. В самом деле, в каком-то месте песенка оборвалась — послышалось шипение и треск. Видно, что-то там было плохо смазано.
— Ладно, не беспокойся — я отнесу в починку.
Он ушёл с работы пораньше и отправился в магазин, где накануне купил игрушку. Оказалось, что в ней отсутствовала какая-то важная деталь. На починку нужно было не меньше недели. Аримура согласился. Он взглянул в окно — внизу, насколько хватал глаз, простирались заснеженные улицы и дома, освещённые лучами зимнего солнца.
«И во всех этих домах, похожих на спичечные коробки, живут люди — мужчины, женщины. Они мучаются, страдают», — подумал Аримура. Может быть, такие мысли приходят к нему, потому что он уже не молод? Сорок лет… в этом возрасте начинаешь испытывать какую-то грусть, какую-то боль утраты.
Чей-то голос за спиной сказал:
— Аримура-сан, если не ошибаюсь?
Повеяло запахом духов. Аримура оглянулся и увидел женщину в чёрном кимоно — хозяйку бара, куда водил его вчера директор Касаи.
— Здравствуйте…
— Спасибо за вчерашнее посещение. Вы за покупками?
— Да… что-то в этом роде… — неопределённо ответил Аримура. — А вы?
— Принесла в починку электрическую кашеварку. Почему-то не работает.
«Ночная бабочка» с Гинзы принесла в починку кашеварку. Аримура чуть не расхохотался. Хотя ничего в этом смешного не было. Есть же у них свои дома, куда они возвращаются после работы и где живут серой жизнью, подобно обитателям тех домов, о которых он только что думал, глядя в окно.
Аримуре понравилось, что эта женщина прямо, без обиняков и ложного стыда сказала, зачем пришла.
Из магазина они вышли вместе. На улице Аримура коснулся шляпы: «Ну…»