— Совсем это не весело, — возразила Нэнси.
— С ней нелегко сладить, — прокомментировал Фредди. — Мамина дочка!
Довольная усмешка.
— Не надо было так нажимать.
— Дырочки-то малюсенькие: так, царапины на эмали. Она сама себя напугала. Дома она тоже такая трусиха?
— Она недоверчива, совсем как я. Старшая терпеливее, как Анджела.
— Я не согласен с твоей теорией насчет Анджелы. По-моему, она страдает. — Судя по улыбке Фредди, ему нравилось черпать из доступного одному ему кладезя мудрости, тайного ручья, потока, огибающего реальность. До чего тоскливый субъект!.
Медсестра принесла серебро для пломб. Мучения Нэнси кончились. Пока Фредди ставил и разравнивал пломбы, Пайт набирался смелости. Наконец, спросил:
— Мы можем поговорить с глазу на глаз?
Фредди обернулся. Увеличительные стекла поверх обычных очков делали его глаза чудовищными.
— Я и так сбился с графика приема, — ответил он.
— Значит, не судьба. — Пайту сразу стало легче. — Ничего, как-нибудь в другой раз.
— Не знал, что ты такой щепетильный. Для тебя я могу выкроить минутку.
— Мне могут понабиться две, — предупредил Пайт, жалея об упущенной удаче.
— Ты свободна, отважная Нэнси! — сказал Фредди. — Если будешь хорошо себя вести, Жанетт угостит тебя леденцом.
Он затолкал Пайта в комнатушку, где стояло на всякий случай старое фарфоровое зубоврачебное кресло и прочий инвентарь. Окно комнатушки выходило на задние дворы и шпиль конгрегационалистской церкви, даже зимой не утрачивающий золотого блеска. В белом жреческом одеянии Фредди казался гораздо выше Пайта ростом. Жрец-пакостник с застарелой хитрой ухмылкой.
— У нас с тобой есть одна общая знакомая… — начал Пайт.
— Не одна, — перебил его Фредди.
— Такая высокая, с длинными светлыми волосами, названная в честь животного.
— Прелесть, а не женщина, — Фредди причмокнул. — Слыхал, в постели она просто чудо.
— Этого я не слышал, — сказал Пайт. — Но все равно, мы с ней беседовали…
— Не в постели?
— Скорее, по телефону.
— Лично меня телефонные беседы не удовлетворяют.
— Может быть, попробуешь онанизм?
— Попробовал бы, дружище Пайт, да времени не хватает Ладно, колись. Я и так знаю, о чем речь, но мне интересно, как ты будешь колоться.
— Эта женщина сказала мне — а может, кому-то другому, а тот — мне, что ты знаком с джентльменами, делающими операции не стоматологического свойства.
— Может, знаком, может, нет…
— Сдается мне, что нет. — И Пайт попытался протиснуться мимо него к закрытой двери. Фредди остановил его спокойным прикосновением и рассчитанной профессиональной улыбкой.
— Что, если все-таки знаком?
— Да или нет? Я должен тебе доверять.
— Предположим, да.
— В таком случае, милейший Фредди, этой особе пригодится твоя дружба.
— Старина Пайт, благочестивый Пайт, дружище Пайт, ты говоришь только о ней. А ты? Лично тебе не нужна моя дружба?
— Возможно.
— Более чем!
— Хорошо, более чем возможно.
Фредди ухмыльнулся. Он редко выставлял напоказ собственные зубы мелкие, редкие, в зубном камне.
— Мне эта игра не по нутру, — сказал Пайт. — Лучше я уйду. Ты врешь, ты обманом заставил ее вызвать меня и выдать нас. Меня от тебя тошнит.
Жрец в белом халате снова его остановил. В его жестах сквозила уязвленная добродетель, словно за многолетним сарказмом и мизантропией скрывался записной человеколюбец.
— Я не вру. Я могу связать вас с одним человеком в Бостоне. Это для меня нелегко и рискованно, но вы будете довольны. Этот человек — идеалист, чудак. У него убеждения. Я знаю людей, прибегавших к его услугам. На каком она месяце?
— Только-только начался второй.
— Хорошо.
— Это действительно возможно. — Добрая весть распространялась по жилам Пайта, как наркотик; он уже чувствовал женственную расслабленность, собачью благодарность.
— Я сказал, что могу выполнить свою часть сделки А ты свою можешь?
— Ты о деньгах? Сколько он просит?
— По-разному. Когда три, когда четыре сотни.
— Никаких проблем.
— Это ему. А мне?
— Ты тоже хочешь денег? — Пайт был счастлив новому поводу презирать Фредди. — Ты их получишь. Деньги мы найдем.
В дверь постучали.
— Una momenta, Жанетт, — откликнулся Фредди.
— Когда мы уйдем, папа? — спросил голосок Нэнси.
— Еще минутку, доченька! — крикнул Пайт. — Полистай пока журнал. Мистер Торн делает мне рентген.
Фредди одобрительно улыбнулся.
— Ты стал изобретательным лгуном.
— В строительном бизнесе иначе нельзя. Так мы остановились на деньгах…
— Ничего подобного. Нам с тобой, старым друзьям, не пристало обсуждать деньги. Мы с тобой, дружище, давно переросли деньги как средство обмена.
— Что еще я могу тебе предложить? Любовь? Слезы? Вечную признательность? Или новый костюм для ныряния?
— Шутник! Играешь жизнью и смертью и при этом изволишь шутить? Теперь понятно, почему тебя любят женщины. Я скажу тебе все прямым текстом, Пайт. Один вопрос у нас с тобой так и остался открытым. Ты спал с Джорджиной, так ведь?
— Если она утверждает… Я уже забыл, как это было.
— Я же, с другой стороны, при всем искреннем восхищении твоей супругой, никогда…
— Конечно. Она бы никогда не согласилась. Она тебя ненавидит.
— Ничего подобного. Ее ко мне тянет.
— Она считает тебя подонком.
— Полегче. Здесь я заказываю музыку, и мне начинает надоедать твоя болтовня. Мне всего-то и нужно, что одна-единственная ночь. По-моему, очень скромно. Одна ночь с Анджелой. Подумай, парень. Скажи ей, что хочешь. Например, все. Исповедь полезна для спасения души.
— Ты требуешь невозможного, — сказал Пайт. — Хочешь, скажу, почему? Потому что тебе нечего предложить. Ты мерзкий никчемный урод.
Фредди не рассердился, а поставил себе пальцами рожки.
— Видал? Твоя работа! В этом ты большой мастер. А я всего-навсего легковерный обыватель, у которого, как известно, не задалась карьера по части соблазнения чужих жен. — Голое лицо Фредди стало еще уродливее. Это был уже зад бесформенного безглазого морского жителя, которому заднепроходное отверстие служит заодно ртом. — Ты сам выкопал эту могилу, голландец.
Пайт снова двинулся к двери, на сей раз беспрепятственно. Распахнув дверь, он удивленно отпрыгнул: Нэнси не выполнила отцовское приказание его и предпочла журналам подслушивание. Она держала во рту леденец. Она не знала нужных слов, но ее глаза понимали все.
Услышав от Пайта по телефону про предложение Фредди Торна, Фокси сказала:
— Забавно! А я считала, что они с Анджелой и так спят или, по крайней мере, спали.
— На каком основании?
— На всех вечеринках они вместе. Друзья не разлей вода!
— Насколько я знаю, она мне никогда не изменяла.
— Это похвальба или жалоба?
— У тебя хорошее настроение. Предлагай следующий шаг…
— Я? У меня нет предложений. Кажется, дело за Анджелой.
— Смеешься? Я не могу ей это предложить.
— Почему? — Нетерпение потеснило в ее голосе усталость. — Велика важность! Ей может понравиться провести без тебя хотя бы одну ночь.
Пайт хотел ответить, что Фредди Торн причинит Анджеле боль, но вместо этого сказал:
— Это значило бы все ей о нас рассказать.
— Почему? Если она тебя любит, то просто сделает так, как ты просишь. Если ты попросишь правильно. Она — твоя жена, так пусть заслужит эту привилегию. Все мы развлекаем тебя в поте лица, а она прохлаждается! Пускай потрудится на всеобщее благо.
— Какая ты безжалостная!
— Стараюсь.
— Прошу тебя, Фокс, не принуждай меня.
— Я тебя ни к чему не принуждаю. Как можно? Это ваше дело. Если у нее не хватит духу или она окажется святошей, то придется обработать Фредди как-то еще или обойтись без него. Я бы могла вверить себя заботам своего кембриджского врача. Он не католик. Я бы сказала, что мне грозит нервный припадок. Может быть, он мне действительно грозит.
— Ты всерьез считаешь, что я мог бы к ней с этим обратиться? Ты бы сама пошла на такое, чтобы спасти Кена?