— Что с тобой? Что ты делаешь?
Эмма непонимающе заморгала. От удивления поток неудержимых слез прекратился. Ей казалось очевидным, что она делает.
— Совокупляюсь с тобой.
Она возобновила свои движения, но Эмори крепче сжал руки, нетерпеливо качая головой.
— Это я вижу. Но почему?
Эмма растерялась. Она не могла объяснить почему. Просто вдруг испытала неодолимую потребность соединиться со своим супругом. Ей отчаянно захотелось ощутить его в себе, прильнуть кожей к его коже. Хотелось вновь испытать тихую радость, следующую за соитием, когда он ласково обнимает ее и шепчет на ухо нежные слова. Она хотела почувствовать в себе биение жизни. Наверное, это было как-то связано с тем, что она увидела смерть так близко. Хотя какая здесь связь? Это было нелепо, бессмысленно, необъяснимо для нее самой, не говоря уже о муже… Она напряженно искала разумное объяснение происходящему, но сумела лишь выговорить:
— Нам нужен наследник.
— Наследник?
— Да!
— Сию минуту? — Вид у него был потрясенный.
— Да, сию минуту. Прежде чем ты погибнешь и оставишь меня одну.
Внезапно вспыхнувший в ней гнев поразил саму Эмму. Она же не винила его за столкновение с разбойниками, особенно последнее. Все произошло не по его воле. И все же она продолжала упрекать его:
— Клянусь, милорд, я никогда не встречала человека, который то и дело попадает в опасные переделки! Если я тотчас же не вберу в себя ваше семя и не зачну ребенка, вы наверняка ухитритесь подставить себя под меч или стрелу, и я опять останусь ни с чем! Вернее, я окажусь в цепких лапах Бертрана!
Эмори недоверчиво уставился на нее. Целое море чувств и мыслей затопило его сознание. Наконец среди них возобладал гнев. Приподнявшись на постели, он опрокинул ее на спину и навис над ней, вонзаясь все глубже и яростнее, приговаривая при этом:
— Что ж, жена, видит Бог, никогда не было у меня столько хлопот и неприятностей, пока я на тебе не женился! Поистине я начинаю думать, что ты проклята!
— Проклята? — ахнула Эмма.
— Да-да, проклята! Одного мужа ты уже в гроб вогнала, и если дело дальше пойдет как сейчас, не сомневаюсь, что и меня туда отправишь!
Когда она потрясенно открыла рот, чтобы возразить, Эмори накрыл его своим. Поцелуй его был грубым и требовательным, в нем не было нежности. Эмма ответила тем же, нетерпеливо кусая его губы, вскидывая бедра навстречу его безжалостным вонзающимся ударам.
Такое яростное совокупление не могло длиться долго. Несколько мгновений — и Эмори, напрягшись, излился и с проклятиями повалился на нее. Почти сразу после этого он заставил себя подняться с постели.
Эмма с досадой смотрела, как он молча оделся и, не глядя на нее, направился к двери. На пороге Эмори оглянулся и мрачно произнес:
— Будем надеяться, что на этот раз мое семя взойдет. И запомни, жена: я не желаю быть племенным жеребцом. Даже по приказу короля.
Глава 10
— Наемники? — удивился Блейк. — Кто, черт побери, станет насылать на тебя наемников?
Эмори пожал плечами, сердито хмурясь:
— Да кто угодно.
— Верно. Врагов у тебя хватает.
— Такое уж у нас ремесло. Наше прежнее ремесло, — поправился он.
Быть наемным воином означало вечно с кем-то биться. За долгие годы Эмори приобрел множество врагов, и любой из них мог пожелать его смерти.
— Счастье еще, что леди Эмма осталась невредимой.
— Да, повезло, — буркнул Эмори, оглядываясь на замок, где жена его наверняка опять кипятила какое-то свое очередное снадобье.
— Я велю Маленькому Джорджу усилить охрану, — проговорил Эмори. — И скажу, чтобы Эмма не смела покидать замок без сопровождения по крайней мере десяти солдат.
— А как насчет тебя?
— Со мной или без меня, не меньше десяти!
— Нет, я имел в виду, что тебе также надо брать с собой охрану.
Эмори задумался, поморщился и, вздохнув, кивнул:
— Согласен.
Блейк помолчал. Он ждал возражений и не дождался. Этот факт заинтересовал его, как и то, что, проводив Эмму наверх, Эмори вернулся в мрачном настроении. Блейк умирал от желания спросить, что вызвало такую перемену, и только раскрыл рот, как Эмори сам заговорил об этом.
— Она считает меня племенным жеребцом, годным лишь для одного! — в отчаянии проговорил он.
Блейк удивленно посмотрел на друга:
— Кто считает?
— Моя жена! О ком, дьявол тебя забери, я еще могу вести разговор? — И он яростно сверкнул глазами, злясь на тупость Блейка. — Все, что ей от меня нужно, — это ребенок. Я для нее вроде быка-производителя! Она думает, что я должен по ее прихоти изливать в нее свое семя, пока она не переполнится им, как кружка элем.
— Да, это тяжкая обязанность! — весело подхватил Блейк.
Эмори обиженно поджал губы: он ждал большего сочувствия.
— Тебе смешно! Это не тебя она терзает ночью и днем, днем и ночью.
— Какая жалость!
Но, заметив на лице друга признаки надвигающейся бури, Блейк поспешил принять серьезный вид.
— Не понимаю, дружище, на что ты жалуешься? Еще несколько дней назад ты грустил, что жене твоей слишком нравится исполнять супружеские обязанности. Ты находил это неподобающим. Теперь ты заявляешь, что она рассматривает тебя всего лишь как сосуд с семенем, впрочем, согласно святой церкви, так и положено считать жене. И тебя это снова огорчает. А-а… кажется, понимаю! — И Блейк широко улыбнулся продолжавшему хмуриться Эмори. — Твоя мужская гордость уязвлена тем, что ласковость жены вызвана лишь желанием забеременеть и обезопасить себя от Бертрана. — Он сочувственно кивнул: — Да, все верно. И это заставляет меня предположить, что твое собственное внимание к жене означает нечто большее, чем исполнение супружеского долга.
Эмори поглядел на него так, словно получил от друга удар в живот, и неистово замотал головой, отказываясь обсуждать всерьез такую дикую мысль.
— Да-да. Может быть, ты даже влюбился в нее, — торжественно объявил Блейк.
— Влюбился?! — ужаснулся Эмори. — Она же моя жена!
— Ну и что?
— Мужчины не любят своих жен, — сердито буркнул Эмори. — Любовь они берегут для любовниц. Жен лишь терпят.
— Трудно представить, Эмори, что ты можешь завести себе любовницу.
— Я не собираюсь, но…
— И хотя обычай приберегать нежные чувства для внебрачных связей нынче в моде у лордов и леди, Эмма — необычная леди. Ее легко полюбить. — И Блейк выразительно вздохнул.
Эмори поморщился и решительно заявил:
— Оставь в покое мою жену. У нее любовника не будет!
С этими словами он круто повернулся и только что не побежал прочь по двору, оставив удивленного Блейка в глубокой растерянности.
Эмма подняла глаза от кипящего котелка, в котором она мешала очередной отвар, и улыбнулась появившейся на кухне Гите. Она была самой старшей среди работниц де Ласси и по возрасту годилась Эмме в матери. Она даже внешне чем-то напоминала покойную леди Кенвик: кроткой улыбкой и тихим достоинством, с какими она накалывала и прилаживала ткань на фигуре Эммы во время примерок. Эмме она очень нравилась. И не только ей. Сиберту тоже.
Де Ласси пробыл в замке всего четыре дня, а Гита и Сиберт уже казались неразлучными. Во время трапез они сидели рядом, в рабочие часы Гита постоянно находила предлоги, чтобы спуститься вниз и хотя бы мельком увидеть Сиберта. Эмма натыкалась на них в самых разных уголках замка. Служанки и посудомойки уже начинали хихикать, едва эта пара появлялась на горизонте.
Эмма не знала, как ей отнестись к этой ситуации. Ей казалось странным, что уже немолодые люди так увлечены друг другом. Но в то же время в этом было что-то удивительно трогательное. Никогда Эмма не видела своего сурового дворецкого таким счастливым, и ей не хотелось выговаривать им за нескромное поведение. Пока она предоставила событиям идти своим ходом. Хотя когда-нибудь настанет момент разлуки. Что тогда будет? Эмма надеялась уговорить Гиту остаться, так как подозревала, что если швея решит вернуться в Лондон вместе с де Ласси, Сиберт последует за ней. Однако сейчас ей не хотелось заниматься этой проблемой: и без того в замке Эберхарт хватало тревог и волнений.