Нюша решительно дернула пятачком, убеждая уже саму себя, что обратной дороги нет, и бодро засеменила к дому Лосяша. Просто возможность хотя бы недолго побыть вдвоем.
Она потопала на крыльце, стряхивая с сапог налипшую грязь, постучалась чисто из вежливости и решительно вошла. – Лосяш! А я иду мимо, дай, думаю, сверну к тебе. Ливень-то какой! – затараторила хрюшка с преувеличенной живостью, сбрасывая сапоги и вешая плащ на крючок у двери. Если она не будет непрерывно болтать, смущение окончательно поглотит ее, - это Нюша понимала каким-то шестым чувством. Только она и Лосяш… и больше никого. «Ты ведь уже забыл свою бывшую аспирантку, правда?»
Лось сидел за компьютером. Ритмичные щелчки копытом по клавиатуре свидетельствовали о том, что он снова играет в «Кто первый?». Нюше нравилась эта игра: Крош там был такой яркий, такой… летний. Летом, как известно, все проблемы отступают до сентября. Хрюшка подошла ближе, заглянула Лосяшу через плечо. На экране – и уже, по всей видимости, давно – мигала красная надпись «Игра окончена». А он… щелкал копытом по пробелу с интервалом, необходимым для преодоления барьеров. Нюша охнула и зажала копытцами рот.
Нет, так дело не пойдет. Она решительно тряхнула косичкой. – Лосяш! Только второго лунатика нам тут не хватало, - хрюшка изловчилась и пнула копытцем рычаг вращающейся табуретки, разворачивая ученого лицом к себе. – Ты как? Я могу помочь? Спеть, может… – вроде у Кар-Карыча действовало.
- Нет, петь не надо, - машинально ответил Лосяш, неловким движением сбрасывая на пол полупустую кружку. Остатки кофе бурой лужей расползлись по половику. Опять кофе. Нюша вздохнула. – А, это ты… – похоже, принцессу долины он заметил только сейчас. – Добрый… вечер?
- Утро, - поправила Нюша, сдувая со лба прядь волос. – Ты что, всю ночь тут морзянку выстукивал?
- Не знаю… нет, кажется. Я не следил за временем, - Лосяш чуть наклонился вперед. Нюша уже ставшим привычным движением провела копытцем по его рогам. – Нюша, скажи мне, как я мог так глупо ошибиться?
- Да ладно тебе… с кем не бывает. Лосяш, это же такие пустяки. Нужно больше отдыхать, делать перерывы… так ты себя совсем загоняешь. Хотя бы обзаведись помощником!
Он удивленно приподнял брови. Нюша окончательно расхрабрилась. – Предлагаю… себя!
Ученый встал с табуретки – Нюше пришлось убрать копытце с его рогов – и подошел к плите. Чиркнул спичкой, поджигая газ, поставил на конфорку чайник. – Не говорите ерунды, самоотверженная моя, - не оборачиваясь, усмехнулся он. Возвращались привычные интонации его голоса. Нюша едва не вздрогнула – так ясно встала перед ней картина из ее тревожного сна. Ощущение бесполезности собственных попыток расплести хитрые узлы кольчуги, затронуть сквозь змеящиеся витки его душу. – Помощники приходят и уходят, едва успеваешь к ним привыкнуть, а наука остается – и ее нужно двигать вперед.
Нюша прерывисто вздохнула. Сердце колотилось как сумасшедшее. – Но я не уйду! Если ты захочешь, чтобы я помогала тебе, я всегда буду рядом.
- Нюша, оставим эту тему. Чаю?
Она кивнула. – Да, пожалуй.
Сахар в чай он положить забыл. Спасибо хоть не посолил, мысленно успокоила себя Нюша, принимая из копыт ученого стакан в массивном металлическом подстаканнике. Лосяш поднял с пола упавшую кружку, потряс ее кверху дном (видимо, это заменяло мытье) и плеснул туда кипятка.
- Расскажи что-нибудь, - попросила Нюша: нужно было чем-то его отвлечь. Пока не вернулась бессильная опустошенность, за ночь отгородившая лося от остального мира. Он выглядел разбитым и больным, под глазами залегли тени, но уж пусть лучше так, чем этот пустой взгляд в никуда.
- Что тебе рассказать? Я не знаю историй про принцесс.
- Про принцесс я и сама себе расскажу, - фыркнула Нюша. – Что-нибудь научное. Ты же много всего знаешь.
По крыше, стекая, шуршала вода. Погода создавала своеобразный уют: там, на улице, грязь, серость и сплошная стена дождя. О том, чтобы идти обратно, не может быть и речи. Так решила маленькая розовая хрюшка, устраиваясь поудобнее и подперев копытцами щеки. Мечты о принцах отступили куда-то далеко. Самое время начать очаровывать Лосяша… Исполнению этого сумбурно родившегося плана мешали лишь две проблемы. Первая – он был невосприимчив к старательно посылаемым ею томным взглядам. Бараш с его вечным «пожаром души» вспыхивал на раз-два уже от куда более прозрачных уловок. А этот просто не замечал. И Нюша терялась, боясь показаться смешной. И вторая – он и саму Нюшу-то замечал через раз. Как будто новый элемент его бесконечного бардака.
- Я сейчас плохой собеседник, Нюша, - негромко ответил ученый и уткнулся взглядом в кружку. По именам он к соседям обращался редко, всё больше эпитетами, коих хватило бы на небольшой словарь. Хрюшка вздохнула.
Входная дверь медленно приоткрылась, показалось удерживающее ручку фиолетовое крыло. Нюша только и успела мысленно пожелать оказаться с Лосяшем на необитаемом острове, как ее размышления были прерваны самым бесцеремонным образом. – Утро доброе! О, смотрю, оживаешь потихоньку, молодца! Лосиния, иди сюда. С утра ж ведь меня изводила!
Нюша зажмурилась, будто ожидая удара. Тихий стук копыт, шелест дождя, доносящийся из открытой двери. Она приоткрыла один глаз, успела заметить, как вздрогнул Лосяш… а он уже, снова опрокинув кружку, бросился к мокрой насквозь лосихе. Та стояла на коврике при входе, с прически текла вода, а за ее спиной мутные косые струи устремились в дверной проем. Растеряна, не знает, как реагировать, не верит, что снова видит своего профессора, - на лице написано, даже неприлично как-то, настолько бесхитростно. Нюша тихо фыркнула и вздернула пятачок. А Лосяш крепко стиснул бывшую аспирантку в объятиях и звучно расцеловал в обе щеки. Как будто и не было ничего, - вот он, прежний.
- Лосиния, ты ли это, дорогая моя! Какими судьбами? Как же занесло-то тебя сюда… – ученый тормошил словно оцепеневшую лосиху. Она неуверенно положила копыта ему на плечи, то ли пытаясь прижаться крепче, то ли оттолкнуть.
Совунья умиленно сложила крылья. – С утра не давала покоя, несносная! - стараясь выглядеть недовольной, заворчала она. – Увидела его? Рада? Всё, теперь чай, потом наобнимаетесь. Нюша! Ставь чайник, я стол накрою.
Хрюшка не стала спорить. Набрала воды, бухнула чайник на плиту. Совунья между тем сметала со стола все, что, по ее мнению, там было лишним: крошки, какие-то бумаги, фантики от конфет (это уже следы Нюшиного пребывания). В ее ловких крыльях спорилась любая работа: пока Нюша возилась с чайником, сова успела расставить приборы и с довольным видом усесться во главе стола. И ведь как быстро она здесь ориентируется… у Нюши бы задание «найди в этих завалах еще две кружки» отняло в три раза больше времени. Лосиния тем временем вытянула из прически шпильки, отжала мокрую косу и снова уложила вокруг головы. Нюша в поисках своего стиля тоже пару раз пыталась сообразить из своих волос что-то подобное, - пока не добралась до беспроигрышного варианта в виде копны завитых локонов.
Она уселась напротив Совуньи и лукаво улыбнулась самой себе: ещё не хватало, чтобы Лосяш и эта простушка оказались рядом, достаточно уже и того, как он ее обнимал. Сова разлила чай, выудила откуда-то (из-под стола, что ли?) банку малинового варенья. И выжидающе сцепила крылья, положив на них клюв. Мудрейшая и уважаемая сова долины разве что не лучилась от любопытства.
- Ну-с? Ты, конспиратор рогатый, почему никогда про нее не рассказывал? Сваливается, понимаешь, как снег на голову, профессора Лосяша ей подавай! – ей никак не хотелось расставаться с напускной ворчливостью.
Ученый пожал плечами. – А зачем? Я не думал, что кому-то из вас интересно. Лосиния – последняя моя аспирантка, после нее я собирался защищать докторскую. Как сотрудник она бесценна, даже с моим режимом работы смирилась.