Быстрая как молния, Мара спряталась за мощным стволом трехметровой хвои, кора которой была покрыта дырками, липкой от медленно сползающих, никогда не замерзающих ручейков смолы. Очень осторожно она выглянула из-за дерева. Самый маленький из троицы: должно быть, те двое ушли узнать причину пожара. Словно почувствовав чье-то присутствие, фигура повернулась, и она пригнулась, не осмеливаясь даже дышать, но все же ей хватило времени разглядеть, что лицо было закрыто.
«Интересно, это у него дисплей управления или просто защитное стекло?» Обождав несколько секунд, она снова выглянула. Теперь человек стоял, повернувшись к ней спиной.
Отлично. Понемногу отходя от дерева, Мара совершила обманный маневр, не отрывая глаз от жертвы. Внимание мужчины (женщины?) было приковано к чему-то слева, ее он не заметил. Превосходно: еще пару шагов и тогда…
Фигура резко развернулась, и у неё зашумело в ушах, когда взглядом она встретилась с черными глазами-пуговками на обезьяньем лице, когда увидела его ухмылку – и серебристое сияние «Штернснахт Питона».
– Попалась, – сказал человек-мартышка и выстрелил.
4
15 июля, 3066г.: ночь
Мальчишка. В изумлении Маккензи изучал дрожащую, всхлипывающую фигуру, спрятавшуюся в снеге. Не солдат, а просто вшивый, хныкающий ребенок в каком-то странном костюме, – черном, ради всего святого – который так и кричал «Вот он я. Стреляйте!». Боже, парнишка мог просто нарисовать мишень у себя на груди. Ну, мальчишка или нет, именно он устроил это представление с фейерверками, и Маккензи это очень не понравилось.
– Вставай.
Вдруг, чисто из злости и еще потому что Маккензи был взбешен, ведь ему так хотелось поскорее свалить с этой проклятой горы, ведь кто знает, кто теперь ими займется; меньше всего ему был нужен этот вундеркинд-засранец, способный провалить их задание, он ткнул дулом своей винтовки в поврежденное плечо парнишки, боль, прозвучавшая в крике мальчишки, принесла ему истинное удовольствие.
– Пошли, – сказал он, когда на смену крикам пришли тихие, похожие на икоту всхлипы. – Вставай, или клянусь всеми святыми, я пристрелю тебя прямо на месте.
– Но-о, м-мне-м, мне больно. Правда, я не могу. Не могу пошевелиться, очень болит, честно, очень, – после этих слов мальчишка перевернулся на бок, и его стошнило.
Отлично. Маккензи ждал, пока тот справится с рвотными спазмами. В надвигающихся сумерках он мог разглядеть только пар, поднимавшийся от снега, и мысленно поблагодарил небеса за то, что он стоял спиной к морю, против ветра. Значит, парнишка не притворялся, он действительно был серьезно ранен. Бесстрастно Маккензи изучил правую руку мальчишки. Словно флаг в безветренный день, она просто свисала, неестественно изгибаясь где-то посередине, от локтя к запястью.
Кажется, он переломал свои цыплячьи кости надвое. Ну, это не имеет значение. Ни один мальчишка не смог бы выкинуть подобный трюк в одиночку. Взорвать парочку деревьев, для чего, забавы ради, ты что, не знаешь, что отвлекающий маневр на передовой – один из старейших приемов из учебника, или как? У Маккензи на этот счет иллюзий не было: там, где пожар, мог затаиться один, или даже два парня с пушками, а идея стать учебным пособием для воинов клана его совсем не привлекала. Хотя, на его взгляд, мальчишка вряд ли был из клана.
– Послушай, у меня нет на это времени. Или ты встаешь, или вот оно – твое последнее пристанище. Лично мне без разницы.
– Так ты в любом случае меня убьешь, – в сумрачном, тусклом свете его лицо напоминало бледную маску призрака, мерцание плоти в нелепой черной куртке с капюшоном. – Какой смысл?
Маккензи решил сказать полуправду:
– Смысл в твоем сотрудничестве. Убивать я тебя не стану, честно, живой ты представляешь б ольшую ценность, чем мертвый. Никогда не знаешь, когда может пригодиться заложник.
– Заложник, – срывающимся, полным слез голосом повторил парнишка. – Оглянись, здесь никого и ничего нет. Тебе заложники не нужны. Ты меня убьешь. И вообще, зачем вы здесь?
– Я не обязан отвечать на твои вопросы, – уже сильно на взводе ответил Маккензи. Да кем этот паршивец себя возомнил? – Так, давай, поднимайся, сейчас же, – а когда распустивший слюни щенок не пошевелился, Маккензи наклонился и обхватил левую руку мальчишки. – Я сказал, подъем.