Даже при беглом разглядывании снимка среди офицеров обнаружилось несколько лиц, разительно напоминавших будущих знаменитых командиров времен Гражданской, прославившихся по обе стороны фронта. Единственное, что не было странным – так это присутствие среди группы любителей путешествий, совсем еще молоденького нотариуса Мазура, в те времена ходившего в корнетах де Лурье.
Второй большей групповой снимок запечатлел отдельных «странников» на пленэре, в походной полувоенной экипировке – совершенно одинаковой и без знаков отличия. Фоном группе служили отменные кони, груженные баулами мулы и бедная растительностью каменистая местность, напоминавшая не то Туркестан, не то Монголию, не то таинственный и дикий Тибет. Мазура среди них не было, зато присутствовал юный Дима Деев. Если верить полувыцветшей чернильной надписи на обороте, снимок был сделан в 1915 году.
Другую пару фотографий стоило рассматривать долго и пристально. В нее входили портрет фон Штерна – уже пожилого, с седенькой бородкой, в очках с золоченной оправой, старательно расчерченный на квадраты. И другой мужской портрет такого же размера, разграфленный так же. Снимок изображал лицо худощавого человека с раздвоенным подбородком и ранними залысинами. На половинке этого лица были аккуратно подрисованы борода, брови волосы и даже скулы – совершенно такие же, как на портрете профессора фон Штерна. Прошкин крутил фотографии и так, и эдак – но так и не мог сообразить, в чем смысл их художественной идеи. Как всегда в подобных случаях он с надеждой посмотрел на своего мудрого руководителя. И честно признался в ограниченности собственных умственных способностей:
– Вот не возьму в толк, Владимир Митрофанович – зачем эти фотографии так расчертили?
– Значит, все остальное ты понимаешь? – ехидно уточнил начальник. Прошкин безнадежно мотнул головой.
– Так вот, Николай – как раз с этими фотографиями все яснее ясного! К примеру, если ты их сейчас возьмешь, пойдешь с ними к известному своими актерскими талантами товарищу Баеву, и спросишь у него – что это за странные снимки, знаешь, что он тебе ответит?
Прошкин уже знал – он все это время всматривался в незаштрихованную часть лица на фотографии с пририсованной бородой и понял: человек на ней – не кто иной, как тип с раздвоенным подбородком, из некролога, опубликованного в газете за 10 августа, он же – прототип портрета, весившего в палате Баева, со старофранцузской надписью о Жаке де Моле. И удовлетворенно отрапортовал:
– Это Жак де Моле!
Корнев сочувственно пододвинул ему вторую мензурку со спиртовой смесью:
– Николай! Я тебе совет дам – не как начальник – а как мужик мужику. Ты больше этих капель медицинских от сердца ли, от нервов – не пей. Черт его знает, что туда наболтали докторишки – интеллигентишки? Вон – ты уже и так то про Монсегюр лепечешь, то про Жака де Моле. Лучше уж пей водку. Или на крайний случай – спирт! – Прошкин незамедлительно последовал полезному совету, Корнев одобрительно крякнул и добавил, – что бы я больше про эту катарскую ересь не слышал! – Прошкин подивился замысловатому ругательству, но уточнять, что это за такая особенная ересь и чем она страшна, не стал, опасаясь навлечь начальственный гнев, а дипломатично перевел разговор в прежнее русло:
– И что же мне ответил бы товарищ Баев? Ну – про снимки…
– Что так расчерчивают фотографии или рисунки что бы удобнее было наносить театральный грим, придающий портретное сходство! Играет в театре или в кино какой-нибудь Вася Пупок лорда Байрона. Ну и что бы он натурально как лорд выглядел гример берет его фотографию, расчерчивает и на столько же квадратов расчерчивает фото настоящего Байрона – потом смотрит – по квадратам, а затем рисует – где и чего надо на лице у Васи прилепить или закрасить, что бы он на Байрона походил. Ну и уже в самом конце гримирует по эскизу этого Васю…
– Здорово, – по-детски обрадовался Прошкин, уразумев, наконец, технологию нанесения портретного грима, и тут же понял – что поводов для веселья не так уж много, с тайной надеждой посмотрел на Корнева. Шеф был откровенно раздосадован.
– Прошкин – ну что за напасть такая на наше управление? Что не день так какая-нибудь мерзость приключается! Ни конца, ни края им не видно – уж точно, что и в порчу и в подел поверишь…
– Это все после той проклятущей сущности из Прокопьевки началось… ну которая выла и по ночам летала… И зачем только мы в тот скит полезли… – поделился Николай давно мучавшим его тайными опасением.
– Да не расстраивайся ты так – мало ли мы все глупостей делаем… давай к вопросу конструктивно подойдем…Что там твоя магия советует сделать в таких случаях?
– Шутите – Владимир Митрофанович, – обиделся Прошкин.
– Да уж какие тут штуки, – Коренв кивнул в сторону чемодана и снова отер со лба пот, – Ты бы напряг ум Николай – ну ведь не может быть что бы не было подходящего заклинания или заговора…
Прошкин стал рыться в закоулках памяти – он действительно совсем недавно видел нечто подходящее к случаю – то ли «вернуть удачу» то ли «перевернуть удачу». А вычитал он этот замечательный способ в записках достойного комдива Деева, что хранились в папке с надписью «Магия в быту». Ритуал был доступный – не требовал ни церковных культовых предметов вроде крестика или свечи, ни произношения молитв – словом мог быть исполнен даже руководящим работником или челном партии без всякого ущерба для его идеологической чистоты!
– Надо снять ту рубаху, что на тебе надета, и трижды вывернуть со словами «Что бы мне густо, а тебе пусто», затем снова надеть и не снимать пока луна не взойдет высоко, и уже к утру вы почувствуете, как душевный упадок сменяется радостью, а ситуация разрешается к вашей пользе, – вдохновенно процитировал Прошкин по памяти, и замер ожидая привычной выволочки за свои «идиотские суеверия». И только сейчас действительно осознал, насколько скверный оборот имеет ситуация, потому что…
Его несгибаемый, решительный и политически грамотный начальник резко стащил с себя гимнастерку и принялся ее выворачивать, четко выговаривая заветную формулу. Правда, в третий раз он прибавил к ней не предусмотренную автором и совершенно не печатную часть, относящуюся к тем, кому должно стать «пусто». Но сделал это так эмоционально, что Николай не сомневался – после такого энергетического посыла ритуал сработает наверняка!
Что бы скрасить ожидание восхода луны, Корнев отправил, сунувшегося было в ординаторскую, фельдшера Хомичева, в столовую Управления за ужином, наставив прихватить у него в кабинете бутылку водки. И принялся рассуждать о происхождении чемодана и его вредоносного содержимого.
– Тут, Николай, что бы разобраться, надо выяснить, в чем истоки сегодняшней ситуации?
Курс молодого бойца.
Отправной точкой сегодняшних бед сотрудников Н-ского УГБ Владимир Митрофанович считал тот исторический день, когда профессор фон Штерн отыскал среди руин и камней древнего монастыря рукопись Странника. Не будь рукописи – его талантливому ученику Иржи Ковальчику никогда не удалось бы установить, где же находится то удивительное место, к которому с завидным упорством стремился это загадочной пилигрим. А затем поделиться результатами своих и чужих изысканий с другими любителями таинственных ритуалов и старинных записей, запечатленными на фотографии «Клуба христианских странников» в 1912 году. Благородные странники даже снарядили в указанное место настоящую научную экспедицию, ради счастья участвовать в которой чахлый приемыш профессора фон Штерна – Дима Деев – едва не снес эспадроном голову наивному корнету де Лурье. Саму экспедицию и ее результаты по каким-то причинам держали в глубокой тайне – даже от ближайшего сподвижника организатора – Иржи Ковальчика.
Отчего самого Иржи не приняли в члены «Клуба странников» – злодейка – история умалчивает, а он сам, – учитывая его коматозное состояние, вряд ли сможет объяснить. То ли он был слишком худородным, то ли вообще не был христианином…