Кто были люди, подобравшие Чагина на проселочной дороге и снабдившие его самой настоящей копией свидетельства о собственной смерти? Наверняка, кто-то из множества корреспондентов Александра Августовича, по сию пору прибывающие при власти… Лучше и не думать про такое! – зажмурил глаза Николай Павлович, сопоставляя в уме имена, фамилии и девизы из богатого эпистолярного наследия покойного фон Штерна…
Вообще-то не стоит все так усложнять – тут же одернул Прошкин сам себя – копию свидетельства о смерти писал нотариус Мазур, он же ротмистр де Лурье, он же – давний знакомый отца Феофана… Может все обстоит куда проще и реалистичней?
Чагин, просто позвонил из колхозной амбулатории нервному экс-ротмистру, которого хорошо знал, и тот немедленно приехал на встречу с социально активным старцем. Какой девиз был у милейшего де Лурье? «Служу и покоряю». Девиз комиссара… Нет – не красного конечно. Комиссара Ордена. По функциям в Ордене комиссары – как догадался Прошкин из переписки – что-то вроде него самого – то есть своего рода орденское НКВД – лица, ответственные за соблюдение Устава, внешнюю конспирацию и внутреннюю безопасность…
Прошкин запоздало понял – в жизни действительно нет ничего случайного – ткнись он солнечным днем 17 июля в третью нотариальную контору – он тоже не застал бы нотариуса – как не застал его в первой нотариальной конторе. Возможно, его встретила бы табличка ремонт, или оказалось бы, что государственный служащий болен. Словом, коллега де Лурье, после общения с Феофаном, жаждал познакомиться с «Хранителем и ревнителем бдительности», в миру носившим фамилию Баев, лично и предпринял для этого необходимые шаги…
Впрочем, познакомиться с Сашей он хотел еще с той самой минуты, когда объединил усилия с решившим «скоропостижно скончаться» отцом Феофаном. Мудрому старцу требовалось как можно скорее известить молодого «Хранителя» – Баева, подвергавшегося ежесекундной опасности, о грядущих серьезных переменах международной ситуации, как для СССР, так и для всей Европы – помнится, когда Прошкин посетил отца Феофан на кануне памятной ночи, премудрый старец как раз штудировал Пакт о ненападении, опубликованный в газете, изданной на месяц раньше положенного. Видимо, неожиданная политическая новость здорово повлияла на планы бывшего служителя культа, да и для Александра Дмитриевича она была весьма существенной…
Встретившись, де Лурье и Чагин нанесли визит в жилище Баева, но не застали Сашу дома – он как раз потягивал розовое вино и развлекался светской беседой в доме Прошкина.
А в гости к Прошкину товарищ Баев отправился как раз по тому, что не имел привычки доверять людям, кем бы они ни были – хоть бы даже и членам Ордена. И как человек прозорливый, попросил наивного, доверчивого, да к тому же, – как-то не плачевно, но надо признаться – не обремененного ни богатым интеллектуальным багажом, ни даром интуитивных озарений, товарища майора, далекого от мира сложных внешне и внутренне политических интриг, спрятать символ должности казначея Ордена – саблю с надписью и… Прошкин в который раз тяжело вздохнул – дивясь былой неповоротливости собственного ума – и ту самую вожделенную «связку бумаг» – папку с записями Деева, по всей вероятности косвенно указывающими на способ, гарантирующий безопасный доступ к казне. Умен был товарищ Баев – нечего сказать! Поэтому где Прошкин саблю спрячет, даже знать не хотел. А насчет папки, подаренной ему Сашей под видом частных записей комдива Деева «О магии в быту», Прошкин бы молчал при любом развитии событий, наученный недавним горьким опытом коллекционирования магических знаний. Походило на то, что товарищ Баев на счастливое будущее для себя мало рассчитывал, и прятать все ценное, чем располагал, в одном месте не стал. Орденскую печать, излеченную из-за зеркала, он вообще постоянно носил при себе – ну не на пальце конечно, а в высоком каблуке изготовленного на заказ изящного сапожка. Где же еще? Зачем иначе ему понадобилось бы переобуваться в казенную обувь? Прошкин продолжал выстраивать события в хронологическом порядке.
С соблюдением или нет надлежащих формальностей, предусмотренных тайным Уставом, Александр Дмитриевич получил свои регалии в Ордене, не Прошкину судить, но во всяком случае свой долг «Хранителя» он исполнял достойно и был готов скорее умереть, чем поделиться древними секретами. Хотя – кто знает, мог ли Баев умереть в принципе – в общепринятом физическом смысле? Ну, в любом случае, прежде чем умирать, рациональный Саша печать предпочел спрятать там, где ее никогда не найдут – да попросту не будет искать никто, кроме него самого – в вещевом складе Н.-ского Управления НКВД. Именно за этим он поехал от Прошкина в Управление, снял там всю свою одежду и даже САПОГИ – хотя испачкана была только гимнастерка, отдал весь комплект начхозу Агеечу – в стирку, а у него взял тоже полный комплект самой обыкновенной формы со склада – тоже с САПОГАМИ. В результате такого маскарада Прошкин и Борменталь под утро обнаружили бездыханного Александра Дмитриевича в его квартире в совершенно не свойственном ему облачении…
Кто пытался отравить Сашу и поджег особняк? В который раз спросил себя Прошкин. И вспомнив Сашину истерику в кабинете Корнева, после чтения статьи о гипнотизере – убийце, рискнул предположить, что это был недоброй памяти Генрих Францевич – воплощавший некие могущественные и враждебные Ордену силы. Охарактеризовать такие силы Прошкин не решился бы, но в том, что они существуют, не сомневался ни минуты. Ни будь у Ордена врагов – зачем наследникам то ли рыцарей, то ли каменщиков – призванным распространять свет благодатного древнего знания, ведущего к прогрессу и процветанию – скрываться за десятками тайных покровов, как помогавшие поселянам мальчишки из книги Гайдара за нарисованной на дачном заборе пятиконечной звездой?
Отсутствие Саши дома сильно встревожило его визитеров – они даже не были уверены, жив ли он еще? В надежде, что расчетливый и осторожный Баев вряд ли повсеместно таскает с собой документы и громоздкий перстень с печатью, и спрятал их, скорее всего в одежде, гости, оставляя квартиру, прихватили с собой гардероб Александра Дмитриевича и затем, на досуге – исполосовали его на мелкие лоскутья, пытаясь отыскать упомянутые «артефакты». Остроумно свалили тряпье в гроб, и отправили в Прокпьевку – хоронить – в предназначенной Отцу Феофану могиле. А перед этим – попытались заглянуть в особняк фон Штерна – вышло очень своевременно – там как раз начинался пожар, о котором они тотчас сообщили в органы…
Итак, убивать Сашу, или даже просто ссориться с ним в планы его соратников по Ордену не входило. Приемник красного Магистра Деева, практически единолично знавший о тайнах казны, был нужен им живым, здоровым, и по возможности лояльным к руководству этой загадочной организации. Дабы не маяться в безвестности о судьбе строптивого молодого человека, Феофан оправился выяснить, что же произошло с Сашей по месту его работы – в Управлении. Он обернул сигнальный экземпляр детской книжки, содержание которой вызывало неоднозначные ассоциации, поступивший ему, как библиотекарю еще до массового выхода тиража, в газету. Ту самую, повествовавшую о грядущем примирении и дружбе с Германией, значившем радикальное изменение политической ситуации. И отдал сверток дежурному по зданию – Вяткину, с просьбой передать товарищу Баеву заказанную в библиотеке книгу.
Возня со свертком в Управлении продолжалась долго – по меньшей мере, три часа. Будь Саша на месте – он сразу же вышел бы к посетителю, получающему газеты прямиком из завтрашнего дня. А раз этого не произошло, значит, с Сашей случилось что-то скверное. Разузнать что он в больнице, и в какой именно, таким многоопытным людям как отец Феофан и Мазур труда не составило.