Выбрать главу

— Береги себя, Анисенька… для него, для крохотки нашего. Чуешь?

— Неужто скоро будет? — Аниська смущенно потупил взгляд.

— Кажись, к масляной… Уже ворошится.

Аниська крепче прижал к себе жену, нежно гладил ее по голове. Глаза Липы светились радостью, щеки горели.

В дверь постучали. В комнату вошли Павел Чекусов, Панфил Шкоркин и Иван Игнатьевич.

— Чорт! Опоздали, — шумно отдуваясь, проговорил Иван Игнатьевич.

Он был в потертом извозчичьем тулупе, в меховой высокой шапке, в валенках.

— Ну, как? — он весело сощурился, поворачиваясь перед Аниськой, помахивая кнутом.

— Здорово! — похвалил Аниська.

— Ничего не поделаешь. Еду сейчас мимо вокзала, когда вдруг — облава. А у меня, знаешь, в санях гостинцы. Пришлось нахлестывать конька да объезжать по Темерницкой…. Ну, ты, сударь, готов?

— Час жду.

— Ну, ну, не волнуйся. Все готово. Проедете мост — держите влево, к Гниловской.

— Знаю, — отмахнулся Аниська. — Винтовок-то сколько?

— Штук сорок.

— Маловато.

— Хватит с вас. Жадны здорово.

— Поехали, поехали! — нетерпеливо засуетился Чекусов и закашлялся. Кутаясь в воротник шубы, он дышал хрипло, со свистом.

Иван Игнатьевич ласково потрепал Липу по щеке:

— Не тужи, молодка, — и вышел из комнаты.

Задержавшись на мгновение, Аниська подошел к Лиме.

— Гляди же, береги себя!

Торопливо поцеловав жену, выбежал.

2

На другой день по хутору Рогожкино уже расхаживали партизаны. Это были рыбаки, ничем не отличавшиеся от остального населения. Они жили тут же в хуторе, ловили рыбу, занимались хозяйством. Но у каждого из них на полатях была спрятана винтовка, и по первому зову они могли сбежаться к условленному месту.

К половине января 1918 года положение на Нижнем Дону резко определилось. Генерал Каледин после первой победы над ростовскими большевиками стягивал к Новочеркасску боевые силы. С севера, от Харькова уже двигались большевики. Офицерские части под командой полковника Кутепова быстро откатывались к Таганрогу. Уже дрожал над Приазовьем орудийный гул, огневыми отсветами озарялось пасмурное зимнее небо.

19 января калединская армия отступила из Таганрога. Разбитые офицерские части, теснимые отрядами Сиверса, цепляясь за приморские селения, отходили к Ростову. Грозная рука революционных казаков и иногородних часто поднималась с тыла. Каждую ночь в приазовских степях полыхали пожары. Это горели разгромленные помещичьи имения. Пламя войны быстро отодвигалось к гирлу Дона.

Анисим Карнаухов кочевал с места на место. Сегодня его видели в Рогожкино или в Кагальнике, завтра — на Приморье, потом он исчезал на много дней, и никто не знал, под чьей крышей коротает он ночи.

Его отряд, весь почти состоявший из бывших ватажников, рассыпался по займищу и упорно бил по отступающим кутеповским частям. Стоило отойти какой-либо команде от железной дороги и попасть на пустынную тропу, как камыши начинали потрескивать нечастыми, но меткими выстрелами.

Стрелки оставались невидимыми и, как все невидимое, казались грозной силой. Командиры белогвардейских частей, выслушивая донесения разведчиков, решали, что с тыла движется мощный отряд большевиков, и сознательно сужали фронт, боясь отдалиться от железной дороги.

Ночами в займище горели огни. Это грелись у костров партизаны. Отряд увеличивался с каждым днем. Все провинившиеся или подозреваемые в большевизме казаки и иногородние бежали в камыши. Каждый день приходили новые люди.

Прибежал в одно тревожное утро Иван Журкин. На спине его кровавились свежие рубцы. Не захотел он быть проводником калединскому офицеру, и за это выпороли его шомполами. За Журкиным пришел, шатаясь на распухших ногах, Илья Спиридонов. Больной и промерзший, он еле двигался. Товарищи отогрели его у костра, уложили в камышовом шалаше, а на третий день взял Илья Спиридонов винтовку и пошел вместе с товарищами в разведку.

Партизаны скоро обжились в займище, одичали, обросли дремучими бородами. Ночами они ловили рыбу, пробирались в хутора, добывая у знакомых рыбаков хлеб, спички, соль, табак. Воды Нижнедонья впервые принадлежали ватажникам без всяких откупов и платежей. Кордонники разбежались, а начальник рыбных ловель командовал одним из офицерских калединских батальонов.

Орудийный гул становился все слышнее. Каждое утро Аниська взбирался на камышовый стог, подолгу смотрел в бинокль на северо-запад.

Аниську подмывало желание поскорее соединиться с красными войсками, перейти фронт, но Донской комитет большевиков удерживал партизан от этого шага, да и товарищи не хотели уходить из займища.