Вечером, когда у Семенцова состоялся сговор с Егором и Кобцами, Осип Васильевич пришел с завода особенно сердитым.
Шаркая по ступенькам, поднялся на веранду, быстро прошел в комнаты. В доме было прохладно и сумрачно. От недавно окрашенных, поблескивающих полов подымался густой запах олифы.
Осип Васильевич сбросил пиджак, опустился в кресло, охнул, прикрыл пухлой ладонью глаза. В уши назойливо лез колокольный звон, в висках стучала кровь.
Вечерний благовест вывел Осипа Васильевича из тяжелого раздумья.
«Надо послать за Андрюшкой», — решил прасол и встал.
Перед ним, сложив на полной груди руки, стояла Неонила Федоровна и чему-то улыбалась.
Осип Васильевич удивленно замигал, словно припоминая, что помимо рыбы и крутиев у него была еще семья — жена и дочь, которые тоже о чем-то думали и чем-то своим жили.
— Чего тебе? — строго спросил Осип Васильевич жену.
Неонила Федоровна продолжала растерянно улыбаться и вдруг, придвинувшись к мужу, бессвязно заговорила:
— Осип Васильевич… Радость-то какая… господи…
— Какая там еще радость? — нетерпеливо оборвал жену прасол.
— Аришу-то нашу Григорий Семенович… Гришенька… Говорит сватьев засылать буду.
Полякин уставил в жену непонимающий взгляд.
— Чего буровишь? — буркнул он, хватаясь за конец бороды. — Приверзилось тебе, что ли?
— Истинный бог… Полюбилась она ему… Сам мне говорил нонче.
— Отстань… Не до твоей дури мне.
Прасол решительно шагнул мимо жены, но вдруг остановился, спросил тихо:
— Верно болтаешь насчет Гришки?
— Вот те Христос! — истово закрестилась Неонила Федоровна.
— Гм… А ведь это что же? За дочкой приданое надо давать? — болезненно морщась, спросил Осип Васильевич. — Рано всполошилась девка. Таких зятьев еще много наклюнется под чужие капиталы.
— Что ты, Ося, бог с тобой?! — испуганно взмолилась Неонила, Федоровна. — Опомнись! Таких женихов да терять…
— Каких таких женихов! — все больше горячась, передразнил жену Полякин. — У него батька хочет лавочку закрывать. Я лучше за рыбалку Аришку отдам. Рыбалка столько капиталов не потребует в приданое, а Гришке тысячи подавай. Вот он под что метит.
Осип Васильевич гневно фыркнул, вышел на веранду. Там ждал его Семенцов. Уверенный, веселый вид его подействовал на прасола успокаивающе.
— А я тебя кликать хотел. Что скажешь, Андрюша? — спросил Осип Васильевич.
Семенцов бойко вскинул курчавую голову.
— Дело спешное. План есть, да не знаю как — подладимся или нет.
— Ну-ну, выкладывай, — нетерпеливо торопил прасол.
— Шарап прошлую ночь опять до Мартовицкого сазана подвалил и, судя по всему, совсем уплыл под чужой берег. Вот и выходит, — надо за новую ватагу браться.
— А где эта ватага? Из кого?
— Людей я уже нашел, — смело ответил Андрей. — С главными уже сговорился. Нонче были у меня Кобцы и Егор Карнаухов.
— И Егор? — Осип Васильевич поморщился. — Егора не надо бы. Уж очень бунтовитый. Толку от него мало. А вот Кобцы — отчаюги, — восторженно воскликнул прасол. — Ну и что же?
— Да что! Хоть Кобцы и отчаюги, а в кармане у них ни грошика, — голос Андрея стал вкрадчивым. — И чтобы дело начать, нужно Егору и Кобцам пособить. А время такое: раз-два заехал в запретное — и деньги обратно в кармане.
— Кому же деньги — тебе аль Кобцам? — с неожиданной прямотой спросил Полякин.
— Кобцам и Егору, конечно. Больше некому.
— Ну, так пускай они сами и заявляются. Нечего в шахер-махер играть.
Семенцов не растерялся, смело глянул хозяину в глаза.
— Уже в аккурат договорились, Осип Васильевич. А пока их звать да еще люди такие, что с вами нескоро поладют, — пройдет время. А через два дня в Рогожкино торги, гляди бы насчет посуды живей дело пошло.
Полякин недоверчиво сузил беспокойно бегающие глаза.
— Смотри, Андрюша. Деньги я тебе дам, да только, чтоб ватага была не кобцовская и не карнауховская, а наша. Чтоб они нам служили, а не себе. Понял?
— За это уж не беспокойтесь. — Семенцов встал, со скромной покорностью вертя в руках картуз.
Спустя некоторое время он уходил от Полякина, потной рукой зажимая в кармане кредитные бумажки.
Его ничуть не смущало то, что под договором — распиской, выписанной округлым почерком Леденцова, стояли нацарапанные им самим фамилии Кобцова и Егора Карнаухова.